Научные статьи, исследования и монографии о Свияжске

А. С. Преображенский

кандидат искусствоведения

Росписи собора Свияжского Успенского (Богородицкого) монастыря, известные историкам искусства уже около ста лет[1], постоянно привлекаются для характеристики иконографии и стиля русской живописи середины — второй половины XVI в. При этом они остаются малоизученным и даже загадочным памятником, пока не получившим достойной его публикации с полным перечнем и схемами композиций, хорошими репродукциями[2], изложением результатов реставрационных работ и обстоятельным иконографическим и стилистическим анализом, необходимым для определения места этого ансамбля в истории древнерусского искусства. Несмотря на то, что сведения сохранившихся источников, а также особенности программы росписей, казалось бы, позволяют смело датировать их серединой XVI столетия, существуют серьезные причины для пересмотра этой устоявшейся, но, по сути, никем не обоснованной и принятой по умолчанию даты. Среди них — не только стилистические признаки фресок, определенно заставляющие вспомнить произведения годуновской эпохи и первой трети XVII в.[3], но и данные письменных источников XVI—XVII вв., на которых мы остановимся в этой краткой статье. Каменный собор Успенского монастыря в Свияжске, выстроенный псковскими зодчими, имеет точную дату, которая определяется по надписи на его антиминсе: «Лет(а) 7069 м(еся)ца сентебря в 12 д(е)нь на паметь с(вя)т(а)го с(вя)щ(е)н(о)м(у)ч(ени)к(а) Автонома при бл(а)говерном ц(а)ре великом кн(я)зе Иване Василевиче всея Руси самодержце и при(освя)щ©ном архиеп(-и)ск(о)пе н(а)шем Гурие Казанском и Сви-яжском с(вя)щ(е)на бы(сть) ц(е)ркви сия во имя пр(е)ч(ис)тыя Б(огоро)д(и)ца ч(е-с)тнаг(о) и славного Успения первым архимарит(ом) тояж обители Германом и св(я)щенным собором»[4]. Из этого текста следует, что собор был освящен 12 сентября

1560 г. Датировку храма 1560 г. впервые обосновал М. К. Каргер\

В литературе можно встретить и другие даты — 1558 и 1561 г. Первая из них основана на неверном чтении надписей на антиминсе и в интерьере собора, вторая — на дате, читающейся в последнем тексте[6]. Этот текст-«летописец», опоясывавший три стены храма, к началу XX в., после тотального поновления росписей артелью НМ Сафонова, выглядел следующим образом: «При благочестивом государе царе Иване Васильевиче всея Руси и пресветейшем митрополите московском Макарие и преосвященном архиепископе Гурие Казанском начатися сооружати бысть церковь сия во имя пречистая Богородицы и честнаго славнаго Успения первым настоятелем сия обители Германом лета 7069 месяца августа»[7] (в книге протоиерея АЛбло-кова слова «начатися сооружати» читаются как «начата и сооружена»)[8]. Исходя из допущения, что приведенный текст повторяет первоначальную надпись, существовавшую до поновления росписей Успенского собора, почти все исследователи относили их к 1561 г. или к рубежу 1550-х — 1560-х гг.

Однако еще М. К. Каргер обратил внимание на то, что в «летописце» собора Свияжского Успенского монастыря содержатся несообразности, делающие его ненадежным источником[9]. И. А. Кочетков[10] отметил, что указанное в надписи время основания собора существенно расходится с датой его освящения на антиминсе. Кроме того, исследователь указал, что «летописец» отмечает дату начала строительства храма, но не сообщает о его завершении и росписи, именует архиепископа Гурия Казанским, а не Казанским и Свияжским, а архимандрита Германа называет «первым настоятелем». Отметим, что два последних замечания на самом деле не имеют решающего значения, поскольку в подобных надписях не всегда указывался полный титул архиереев, а Герман именуется «первым ар-химаритом» и в надписи на подлинном антиминсе Успенского собора (акцент на «первенстве» Германа вполне объясним особым статусом новооснованной Казанской епархии — второй по «степени» после Новгородской — и Успенского монастыря, получившего статус архимандрии сразу после основания; при этом упоминание в настенной надписи «настоятеля», а не «архимандрита» и впрямь выглядит некоторой модернизацией).

Вместе с тем другие сведения, приведенные в свияжском «летописце», действительно вызывают недоумение. В первую очередь это касается неверной даты основания храма (август 7069 г. — это август 1561 г., тогда как по надписи на антиминсе собор был освящен в сентябре 1560 г.) и отсутствия сведений о создании росписей. Все это и в самом деле заставляет усомниться в правомерности принятой датировки фресок.

Анализируя надпись, как уже было сказано, впервые опубликованную лишь после полного поновления фресок в конце XIX в., И. А. Кочетков пришел к обоснованному выводу о том, что она повторяет древний «летописец» в сильно искаженном виде. Поскольку содержащиеся в статье И, А Кочеткова[11] сведения о надписи крайне важны для ее интерпретации и датировки стенописей, мы повторим их в настоящей работе.

Надпись, существовавшая в Успенском соборе к концу XIX столетия, была сильно повреждена еще при пробивке новых и расширении старых оконных и дверных проемов в XVIII в. Согласно заданию, данному понови-телям стенописи Московским археологическим обществом, к моменту начала реставрации существовали лишь «следы древней надписи, сделанной полуаршинными буквами, которая обходит поясом всю внутренность храма». Эти следы должны были быть «сохранены и, по возможности, дополнены». В результате «реставрации» надпись получила связный вид, который позволил Д. В. Айналову и М. К. Каргеру опубликовать ее текст. Однако после расчистки древнего «летописца» в 1960-е — 1970-е гг. выяснилось, что он практически нечитаем[12]. По сообщению И. А. Кочеткова, различимы лишь его начальные слова («При блгочестивом…») и еще один фрагмент на западной стене, между первоначальным порталом и пробитой позднее северной аркой («всея Руси и при…»). При этом исследователь отмечает, что изначально часть надписи (по-видимому, ее заключение) находилась на северной стене жертвенника, где древняя живопись, утраченная еще до 1859 г., была заменена голубой масляной краской. На основании этих сведений И. А. Кочетков сделал вывод о том, что поновители реконструировали надпись, опираясь на текст надписи на антиминсе, но при этом ошибочно отнесли окончание работ к августу 7069 г., что в переводе на современное летоисчисление дает не 1560 (год, указанный на антиминсе), а 1561 г. На наш взгляд, этот вывод вполне обоснован, хотя нельзя исключить, что поновлявшие росписи мастера могли пользоваться и сохранившимися отрывками древнего текста, которые произвольно интерпретировались, объединялись и воспроизводились на других участках стен.

Итак, опубликованный «летописец» Успенского собора не является аутентичным источником и его нельзя использовать в качестве основного аргумента в пользу традиционной датировки росписей. С другой стороны, мы не вправе окончательно отвергнуть возможность исполнения фресок до освящения храма в сентябре 1560 г. Для выяснения этого вопроса следует обратиться к истории церковного строительства в Казанской епархии в 1550-х — 1560-х гг. и к другим источникам.

Вл. В. Седов, анализируя сведения о работе псковских каменщиков в Казани и Свияжске, обратил внимание на то, что каменные храмы Свияжского Успенского монастыря были возведены ранее кафедрального Благовещенского собора в Казани, который, несмотря на наличие известия о начале его сооррке-ния в 1555 г., в основном строился в 1561—1562 гг. Исследователь объяснил это особым значением Свияжского монастыря и его настоятеля Германа Садырева-Полева. Он предположил, что часть псковских каменщиков, прибывших в Казань в 1555—1562 гг., занималась строительством казанского кремля и его надвратных храмов, тогда как другие мастера работали в Свияжске и после завершения Успенского собора вернулись в Казань, где приступили к возведению храма Благовещения[13]. На наш взгляд, эти выводы могут быть использованы при решении вопроса о времени появления фресок Свияжска.

Считается, что первым каменным зданием Свияжского монастыря была трапезная с церковью Николы, освященная, согласно имевшейся в распоряжении А.Яблокова надписи на антиминсе, 6 декабря 1556 г. Вл. В. Седов полагает, что А.Яблоков, как и при публикации надписи на антиминсе Успенского собора, ошибся в переводе этой даты на новое летоисчисление, и освящение Никольского храма по аналогии следует датировать 6 декабря 1555 г.[14] Однако эта дата тоже кажется маловероятной: в 1555 г. Свияжс-кий Успенский монастырь был только основан, а архимандрит Герман, несомненно, контролировавший строительство, был назначен в обитель 7 февраля и прибыл в Казань (вместе с свв. Гурием и Варсонофием) 28 (или 31) июля 1555 г.[15], когда строительный сезон уже прошел более чем наполовину. В свою очередь, псковские мастера согласно сохранившимся источникам должны были приехать в Казань лишь к весне 1556 г.[16] Поэтому трудно предположить, что трапезная Свияжского монастыря была готова к освящению уже в декабре 1555 г. На это указывает и Вл. В. Седов, который, впрочем, допускает, что каменное строительство в Казани началось в 1555 г., но никак не комментирует расхождение в датировках. По мнению исследователя, дата, указанная в антиминсе Никольской церкви, может относиться лишь к началу строительных работ. Однако это предположение не бесспорно, поскольку в надписях на антиминсах обычно содержатся даты освящения уже оконченных храмов.

Протоиерей А.Яблоков, ссылаясь на антиминс Никольской церкви, не привел полного текста надписи; нельзя быть уверенным и в том, что он не ошибся в чтении буквенной даты.

В любом случае антиминс 1555/1556 г. мог быть изготовлен к освящению деревянной церкви (все ранние каменные храмы Казанской епархии, включая Благовещенский собор и церкви Преображенского монастыря, имели деревянных предшественников). Поэтому кажется вероятным, что каменное строительство в Свияжском монастыре началось не ранее 1556 г. С учетом крупных размеров трапезной, превышающих трапезные монастырей Пскова[17], и необходимости работать в непривычной для псковичей технике белокаменной кладки возведение этого сооружения и Успенского собора должно было занять минимум три-четыре года. Как уже было сказано, по мнению Вл. В. Седова, после окончания построек в Свияжске мастера перешли в Казань, где приступили к возведению Благовещенского собора. Поскольку этот храм датируется 1561—1562 гг., деятельность псковских каменщиков в Свияжске должна была завершиться в 1560 г., т. е. как раз в год освящения Успенского собора согласно надписи на антиминсе (несмотря на то, что каменная трапезная вряд ли была окончена в 1555 г., сведения об освящении собора в сентябре 1560 г. дают понять, что она все же была построена раньше). Таким образом, в летний сезон 1560 г. в Свияжске еще работали каменщики, и поэтому к сентябрю 1560 г. в соборе вряд ли могли успеть выполнить росписи. Маловероятно и то, что это было сделано вскоре после освящения — если трактовать приведенную в «сафоновской» редакции соборной надписи дату (август 7069/1561 г.) как фрагмент утраченного сообщения о времени завершения фресок, обычно писавшихся именно в летние месяцы. Дело не только в том, что расписывать храм сразу после его освящения весьма непрактично (работы в алтаре могли потребовать повторного освящения), но и в том, что в конце XV—XVI вв. на Руси каменные храмы крайне редко расписывались сразу после строительства (а подавляющее их большинство не расписывалось вовсе). Почти во всех случаях, когда сооружения и фрески этого времени имеют сколько-нибудь точные или, обоснованные даты, между временем строительства и росписи существует весьма значительный перерыв. Поэтому свияжский Успенский собор, находившийся в привилегированной, но все же отдаленной обители, вряд ли мог сразу получить росписи, которых не было во многих построенных в ту же эпоху крупных храмах Центральной России.

Хотя все эти рассуждения во многом подтверждают сомнительность традиционной датировки фресок Свияжска, следует признать, что они имеют гипотетический характер. Однако сомнения в верности традиционной даты росписей свияжского собора подкрепляются и другими источниками, которые давно известны исследователям. Прежде всего, это неоднократно опубликованная писцовая и межевая книга Свияжска и Свияжского уезда 1565/1566–1567/1568 гг.[18] Если следовать общепринятой датировке фресок (1560 или 1561 г.), они уже должны были существовать к моменту составления писцовой книги. Однако в ней росписи не упомянуты. На это обратил внимание И. А. Кочетков, который, однако, не счел информацию писцовой книги «строгим доказательством»[19], по-видимому, допуская, что отсутствие сведений о стенописи может быть случайным. В связи с этим необходимо обратиться к другим источникам такого рода, чтобы выяснить, в каких случаях их составители считали нужным упомянуть фрески описываемых храмов.

Анализ опубликованных или цитируемых исследователями писцовых книг и храмовых описей XVI—XVII вв., фиксирующих разнообразное имущество церквей и монастырей, показывает, что обычно в них упоминаются росписи, даже если это отдельные композиции, размещенные на фасадах или в интерьерах храмов. Следует признать, что случаи, когда подобные документы не сообщают о заведомо существовавших фресках, действительно известны. Однако эти исключения характерны лишь для тех описей, в которых описывается движимое имущество, тогда как сами церковные постройки не характеризуются, а только упоминаются[20]. Так, например, составители описи Иосифо-Волоколамского монастыря 1545 г. лишь мимоходом упоминают собор Успения Богоматери, не сообщая не только о росписи Дионисия 1485 г. (при тщательном перечислении икон работы этого мастера и его сыновей), но даже о том, что он выстроен из камня: «Лета 7053 переписывал старец Изосима да книгохранител Паисея в бол-шеи церкви в Оуспении пресвятыа Богородици. Иконы и кузнь оу икон…». Подобным же образом они упоминают трапезную церковь Богоявления («В Богоявлении в теплой церкви деисус стоячей…») и храм-колокольню («В церкви под колоколы икон деисус…»)[21]. Этому принципу следует описание Успенского собора Коломны в писцовой книге 1577/1578 г. («В городе же на Коломне церковь соборная Успение Пречистые Богородицы, Донская. А в церкве образы…»)[22], а также опись костромского Ипатьевского монастыря 1595 г., в которой ничего не сказано о том, что все храмы обители сооружены из камня («В церкви Жшоначальные Троицы образов…»)[23]. Принципиальная разница между двумя типами инвентарных документов становится очевидной при сопоставлении данных Ипатьевской описи 1595 г. с описанием собора того же монастыря в сотной с писцовых книг 1598 г.: «А на монастыре церковь Живоначалные Троицы камена да придел святого апостола Филипа да священномученика Ипатия о пяти верхех. Верхи и кровля обиты железом немецким, причелины с подзоры. А внутри вся подписана, образы и деяния красками, а венцы на золоте». Далее перечисляются названия всех двенадцати композиций, написанных на фасадах (очевидно, в закомарах) Троицкого собора[24]. Источников такого типа сохранилось очень много, поэтому мы не будем приводить дополнительных примеров. Важно лишь подчеркнуть, что перед нами две разные системы официального делопроизводства, имеющие свои законы. Также следует отметить, что описание церковных зданий — прежде всего каменных — и упоминание росписей особенно характерно для писцовых книг, к которым как раз и принадлежит описание Свияжска и уезда 1560-х гг. Более того, сравнение писцовых книг и описей середины — второй половины XVI в. с современным им описанием Успенского Сви-яжского монастыря 1565—1568 гг. позволяет сделать вывод о том, что последний источник принадлежит к числу наиболее подробных в своей группе: монастырские строения охарактеризованы в нем с исчерпывающей тщательностью. Описание Успенского собора и трапезной палаты с Никольской церковью выглядит следующим образом: «А в манастыре церковь камена Успенье Пречистые Богородицы об одном верху, лоб железом немецким побит. Две стены церковные по семи сажен, а две стены по девяти сажен, олтарь круглой. А под нею погреб камен. Да туто же у церкви приделана на погребном выходе полатка камена, стены по три сажени. А другая церковь Николы чюдотворца и трапеза теплая камена, а под нею шесть служеб. Две стены трапезные и з церковью по четырнатцати сажен, а две стены по десети сажен. У церкви лоб железом немецким побит. У трапезы паперть камена, длина шесть сажен, а поперег трех сажен. Под папертью сытня камена»[25]. В отличие от многих других источников, здесь приведены размеры построек (длина стен), описана форма соборного алтаря, указано количество «служб» в подклете трапезной палаты. Отсутствие в столь подробном документе сведений о фресках собора нельзя считать случайным: скорее всего, к 1568 г., когда завершилось составление писцовой книги, они просто не были написаны. Фрески собора Свияжского Успенского монастыря («Фотогалерея I») впервые упомянуты в описи обители, составленной в сентябре 1613 г. (обычно она неверно датируется 1614 г.), при вступлении в должность нового архимандрита Корнилия. По степени подробности этот источник сопоставим с писцовой книгой Свияжска 1560-х гг. Приведем содержащееся там описание Успенского собора «Церковь Успение Пречистые Богородицы, каменная об одном верху. Лоб обит немецким железом, крест на церкви, и маковица золочено сусальным золотом, а под церковью погреб, у церкви над выходом полатка каменная, да в церкви против праваго клироса полатка каменная, а в ней лежат мощи архиепископа Германа Казанскаго и Свияж-скаго, а от тое полатки другая полатка каменная, а в ней кладут казенный книги, да у церкви же с две стороны паперти каменные, а у левых дверей к полатке пригорожено; под ними слркбицы. Паперти покрыты тесом. Да кругом церкви Успения Пречистые Богородицы подписаны стенным письмом. Над передними дверми Успение Пречистые Богородицы, а по сторон на столпах [лопатках. — А.П.] святые. А на правой стороне Господь Саваоф в Троицы седяй во свете неприступнем, а на столпах святые. А на левой стороне Похвала Пречистые Богородицы, а на столпах святые. А над олтарем Спас на престоле, Предста Царица одесную Тебе, а на столпах святые. Да в паперти над передними дверми стенное письмо Деисус: Спас, да Пречистая, да Иван Предтеча во облацех. А по сторон дверей ангели пишат входящих и исходящих в церковь… Да на правой стороне над дверми Господь Саваоф в силах от притчей и из старчества»[26]. О росписи в интерьере сказано больше, чем обычно сообщалось — составители описи суммарно упомянули наиболее важные сюжеты: «А в церкви и в олтаре по стенам писано стенным письмом, вверху с главы от создания миру бытия и праздники Пречистые Богородицы»[27].

Кроме наружных и внутренних росписей собора, в описи упомянуты отдельные композиции на паперти трапезной и алтарной стене Никольской церкви: «В прежних отписных книгах написан перед трапезою в паперти образ Николы чудотворца можайской на празелени пядница большая., и тот образ ныне стоит у Пречистые Богородицы в паперти у левых дверей, а в то место прибавлено, написано стенным письмом над выходом Деисус: Спас да Пречистая, да Иван Предтеча, а по сторон дверей Никола чудотворец да Димитрей Селунский. Да у Николы ж чудотворца на олтарной стене поверх переходов в киоте написан стенным письмом образ Никола чудотворец»[28]. Из приведенных отрывков видно, что опись 1613 г. по степени подробности не уступает писцовой книге 1560-х гг. Таким образом, при ощутимом типологическом сходстве двух описаний монастыря фрески упоминаются лишь в более позднем документе. Из этого следует, что они появились между 1568 г. и осенью 1613 г., когда была составлена опись. Скорее всего, почти одновременно с росписями интерьера Успенского собора были созданы росписи его фасадов (они тоже не зафиксированы в подробнейшем описании храма 1560-х гг.), а также композиции в паперти трапезной Никольской церкви. Наружные росписи собора и росписи трапезной сохранились фрагментарно, но все же достаточно для того, чтобы сделать вывод об их стилистической идентичности фрескам соборного интерьера (ср. типы ликов, колорит и повторяющийся мотив килевидных арок, обрамляющих фигуры воинов-мучеников на столбах Успенского собора, царя и архиерея в алтарной росписи, архангелов на западном фасаде, Николая Чудотворца и Димитрия Солунского — на паперти трапезной)[29]. Это обстоятельство крайне важно для датировки соборных фресок, поскольку в описи 1613 г. композиции в трапезной упоминаются как «прибавленные», т. е. созданные относительно недавно, после составления предыдущей описи, дата которой, к сожалению, неизвестна. Аналогичного замечания о соборных росписях в документе нет. Если последнее не является случайностью, то, скорее всего, они были выполнены несколько ранее появления тапотетической описи. Сопоставление всех этих данных позволяет предложить следующий вариант развития событий: собор и трапезная были расписаны при предыдущем архимандрите Богородицкого монастыря Сергии (1598–1613), но в промежутке между работами в этих двух сооружениях была составлена несохранившаяся опись; в ней содержалось упоминание фресок соборного храма, а фрески трапезной попали уже в следующую опись обители, относящуюся к 1613 г. Во всяком случае, к концу 1560-х гг. оба здания еще не были украшены монументальной живописью.

К тем же выводам позволяет прийти и настенный «летописец», чей информационный потенциал не исчерпывается сведениями, содержащимися в искаженном тексте времен Сафонова На наш взгляд, стоит обратить внимание и на расположение надписи, которая, бесспорно, была исполнена одновременно с остальными росписями Успенского собора.

Храмозданные «летописцы» с «полуаршинными буквами», опоясывающие стены, — довольно распространенный элемент монументальной декорации русского храма. Вероятно, поэтому исследователи свияжских фресок не обращали особого внимания на местонахождение надписи, считая его абсолютно традиционным. Однако размещение таких текстов в нижней части стен, по их периметру, — достаточно поздняя особенность. Обращение к русским монументальным ансамблям, сохранившим свои «летописцы», позволяет убедиться, что до конца XVI в. вотивные тексты (в том числе и надписи о построении храмов) размещались иначе. В соответствии с широко распространенной византийской традицией они не опоясывали стены наоса, а занимали небольшой, компактный участок: иногда в алтаре, но чаще всего — у одного из входов. Так, в новгородской церкви Спаса на Ковалеве надпись, сообщающая об исполнении фресок в 1380 г., помещена в прямоугольную панель в наосе над западным входом; остатки другой надписи (по-видимому, с именем мастера) находились над тем же входом на восточной стене притвора В церкви Успения в Мелетове близ Пскова аналогичный текст (1465 г.) помещен на архивольте западного портала со стороны притвора; в Рождественском соборе Ферапонтова монастыря (1502 г.) — на откосе северного портала; на архивольте западного портала сольвычегодского Благовещенского собора сохранилась поновленная надпись о создании росписей паперти в 1597 г. Той же традиции следуют и некоторые храмозданные надписи — например, надпись о соорркении в 1515- 1516 гг. собора Спасского монастыря в Ярославле, расположенная на архивольте западного портала. Иногда надписи размещались в круглых клеймах на столбах, как в росписи того же храма 1563—1564 гг., в росписи Благовещенского собора в Сольвычегодске 1600- 1601 гг. (заключительная часть текста) и в более поздней росписи ярославской церкви Николы Надеина 1640 г. Свияжскому «летописцу» относительно близки лишь надписи, размещенные по окрркности в основании барабана или шатра (вторая надпись в церкви Успения в Мелетове, уникальная орнаментальная роспись Покровского придела храма Покрова на Рву 1561 г.). В остальных русских ансамблях фресок XIV—XVI вв. надписи-«летописцы» не существовали, не сохранились или известны лишь по позднейшим воспроизведениям в источниках, не указывающих их местонахождение (надпись в новгородской церкви Спаса на Ильине 1378 г.). Первые достоверные и сравнительно точно датированные примеры надписей, опоясывающих стены храмов, относятся к рубежу XVI- XVII вв., т. е. к тому времени, к которому мы относим фрески Свияжска. Они сохранились в Смоленском соборе Новодевичьего монастыря (росписи 1598 или 1599—1600 гг.)[30] и в сольвычегодском Благовещенском соборе (росписи 1600—1601 гг.)[31]. Разумеется, сопоставление свияжской надписи с надписями годуновского времени не решает проблему датировки свияжских фресок, поскольку традиция, известная по «летописцам» Новодевичьего монастыря и Сольвычегодска, теоретически могла возникнуть еще в эпоху Ивана Грозного, и в таком случае древнейшим случаем использования надписей этого типа следует считать именно росписи Свияжска. Однако расчищенные в ходе реставрации ансамбля остатки подлинного текста свидетельствуют о другом.

Как уже было сказано, в статье И. А. Кочеткова 1980 г. приведены два фрагмента первоначальной надписи, которые удалось прочесть исследователю. Они не давали никаких оснований для уточнения датировки фресок. В дальнейшем никто из исследователей, занимавшихся росписями, к тексту не обращался. Однако при нашем посещении собора в 2006 и 2008 г. выяснилось, что существуют и другие поддающиеся прочтению участки «летописца», с помощью которых можно довольно точно реконструировать значительную его часть[32].

Чтение надписи удобнее начать с конца — точнее, с наиболее полно сохранившегося фрагмента, который располагается на западной стене храма, между первоначальным порталом и пробитым гораздо позднее северным входным проемом. Здесь отчетливо читается следующий текст[33]: Т…(Р)… МО©-КО(В)С…(МЪ) I (В)СЕА РУС1 И ПРИ СЩЕННОМЪ. Поскольку этот фрагмент приходится уже на вторую половину «летописца», традиционно открывающегося царским титулом (на южной стене, справа от входа, хорошо видны слова «При блгочестиво…»), можно уверенно утверждать, что перед нами не имя и титул государя, при котором выполнена роспись, а титулы носителей духовной власти — предстоятеля Русской церкви и местного (казанского) архиерея. Первое, наиболее пострадавшее слово этого фрагмента, за которым следует «Московском и всеа Руси», легко реконструируется как «ПАТРИАРХЕ». «ПРИ СЩЕННОМЪ» означает «при священном»: это аналог современного титула «преосвященный / высокопреосвященный», калька с греческого «agibtatoV» или «ierbtatoV»[34]. У правого края рассматриваемого фрагмента, рядом с позднейшим дверным проемом, заметны еще несколько букв — сильно потертая Е, отчетливо читающаяся М и помещенная между ее мачтами О. Над строкой, между Е и М, под титлом, видна выносная буква, которая может быть истолкована как Р. Как кажется, существует лишь один вариант прочтения этих букв — «ЕРМО». После слов «И ПРИ СЩЕННОМЪ» могло быть написано продолжение архиерейского титула (в случае с казанскими иерархами второй половины XVI в., «архиепископе» или «митрополите») либо имя архиерея. Сохранившиеся буквы указывают на второй вариант. Исходя из предлагаемого нами прочтения, упомянутый в надписи архиерей не может быть ни св. Гурием (1555–1563), ни св. Германом (1564–1567), с которыми принято связывать свияжские росписи. Не подходят сюда и имена их ближайших преемников — архиепископов Лаврентия, Вассиана, Тихона, Иеремии, Космы и Тихона. Поскольку фрески Успенского собора безусловно существовали в 1613 г., остаются лишь два кандидата на роль правящего архиерея — митрополиты Ермоген (1589–1606, в 1606—1612 гг. — всероссийский патриарх) и Ефрем (1606–1613). С сохранившимся фрагментом идеально совпадает имя Ермогена[35]. Наше чтение подтверждается тем, что правая мачта М разделена на две части; ее верхняя часть одновременно служила мачтой соседней буквы, которой могла быть Г (далее, на самой границе участка поздней штукатурки, заметны очертания округлого элемента, очень похожего на спинку буквы Е).

Итак, фрагмент слова Е(Р)МО[ГЕ]… позволяет думать, что «летописец» Успенского собора включал имя митрополита Ермогена, пребывавшего на казанской кафедре в 1589—1606 гг. Это, как и упоминание некоего патриарха, дает довольно узкую дату росписей, идеально совпадающую с так называемым «годуновским» периодом (мы уже отмечали, что художественные особенности фресок характерны именно для этого времени). Однако, как показал анализ других фрагментов надписи, время создания памятника можно уточнить едва ли не до одного года.

На западной стене собора, но уже к югу от арки первоначальных дверей (в простенке между нею и поздней южной аркой), также уцелели остатки «летописца». Их сохранность гораздо хуже, чем у предыдущего фрагмента, но несколько букв все же читаются. В правой части простенка, ближе к средней арке, заметны следующие буквы: лигатура С и Т, Ш с укороченной правой мачтой, помещенная над этой мачтой Е, а также выносные МЪ над строкой. Они образуют слово СТ…ШЕ(МЪ), которое легко расшифровывается как «святейшем». Перед нами начало титула предстоятеля Русской церкви, окончание которого, как уже было показано, хорошо читается на следующем, северном простенке той же стены храма; там же сохранились буквы, показывающие, что этот предстоятель имел патриарший, а не митрополичий сан. Между тем на южном простенке за словом «святейшемъ» следуют ос­татки еще нескольких букв. Судя по формуле титула местного архиерея («при свя-щенномъ Ермогене [митрополите Казанском…]«), это должно быть имя патриарха. Здесь естественным образом вспоминается первый русский патриарх Иов, но его имя писалось через I, тогда как первая буква имени в надписи — отчетливо читающаяся И с диакритическим знаком. Следующая буква сохранилась плохо, но в верхней части строки виден фрагмент перекладины с характерным острием справа, позволяющим предположить, что перед нами Г. Далее была написана еще одна, ныне полностью утраченная буква, за которой следовала какая-то ударная гласная: над строкой хорошо заметен знак острого ударения. Несмотря на скудость данных, возможен только один вариант чтения имени. Это имя грека Игнатия, в 1603—1605 гг. архиепископа Рязанского, который был возведен на патриаршую кафедру при Лжедмитрии I, 30 июня 1605 г., сменив низложенного Иова[36]. После падения Лжедмитрия в мае 1606 г. Игнатий был смещен и заточен в Чудовом монастыре. Во время польской интервенции 1611—1612 гг. он еще раз занимал патриарший престол. Однако свияжские росписи следует датировать временем его первого патриаршества, поскольку в 1611—1612 гг. Ермоген не мог именоваться казанским митрополитом: он уже побывал патриархом и находился в заточении. Таким образом, наиболее вероятным временем создания или, во всяком случае, окончания фресок является летний сезон 1605 г.

В том же простенке, где написано имя патриарха, перед словом «святейшем» видны буквы ВИ ВС… Р[У]… Более чем вероятно, что это окончание имени и титула царя, которым, если принять наше чтение имени патриарха, должен быть Лжедмитрий I. Мы предлагаем читать этот фрагмент как [ИВА-НО]ВИ[ЧЕ] ВС[ЕА] Р[УСИ], допуская, что последние две буквы отчества располагались над строкой. Возможно, царский титул занимал всю ленту «летописца» на южной стене собора и оканчивался в южной части западной стены. В таком случае сохранившиеся справа от южного портала храма слова ПРИ БЛГОЧЕСТИВО… должны были относиться к «Дмитрию Ивановичу» — Лжедмитрию. Однако плохая сохранность выносной буквы или букв, размещенных над последними буквами фрагмента (ВО), не позволяет остановиться на этой версии. Судя по грамотам времени Лжедмитрия, надпись могла начинаться именем его «матери», седьмой жены Ивана Грозного царицы Марии Феодоровны Нагой, в иночестве Марфы[37]. Подтверждением тому служит не только длина соответствующих участков свияжского «летописца», где при использовании более или менее лаконичной формулировки можно было уместить оба имени и титула, но и буквы, сохранившиеся в центральной части южной стены, левее позднего окна, которое, как и две арки в западной стене, поглотило значительную часть надписи. Сохранившийся фрагмент выглядит следующим образом: M…Q(?)Ew(?)… (особенно отчетливы М и Е; буква, которую мы считаем фитой, видимо, утратила перекладину; предполагаемая омега сложных очертаний лишилась правой половины, не исключено, что это еще один вариант начертания фиты). Появление этих букв трудно объяснить, если считать, что здесь был написан тот или иной элемент традиционного царского титула На наш взгляд, это могут быть остатки имени царицы-инокини Марфы Феодоровны, упомянутой на первом месте в качестве супруги Ивана IV и матери «чудесно спасшегося» законного наследника престола. Таким образом, «летописец» сохранил довольно много фрагментов первоначального текста, что позволяет предложить его примерную реконструкцию (с учетом того, что на северной стене собора от надписи не осталось даже следов).

Южная стена:

При благочестивейшей [титул и имя царицы-инокини Марфы Феодоровны, начало титула царя Дмитрия Ивановича] (вариант: При благочестивейшем [титул и имя царя])

Западная стена:

[окончание титула и имени царя] Ивановиче всеа Руси [и при] святейшемъ Игнатии патриархе Московском и всеа Руси и при священном Ермогене [митрополите Казанском и Свияжском]

Северная стена:

[сообщение о росписи храма и дата?]

Нельзя исключить, что надпись начиналась не справа, а слева от портала южной стены собора. Сейчас в этой части южной стены, за заворотом местного ряда иконостаса, первоначальная живопись полностью утрачена; чем был занят данный участок, неясно[38]. Между тем именно здесь могла быть помещена дата (например: В лето 711… при благочестивейшей / благочестивейшем…).

Аргументы в пользу более поздней датировки свияжских росписей не исчерпываются данными древних описаний монастыря и настенного «летописца» Успенского собора. Предлагаемая статья — лишь часть более обширной работы, в которой рассматриваются и другие факты, дающие основание отнести ансамбль к эпохе казанского митрополита Ермогена. Здесь же хотелось бы привести еще только один аргумент, косвенно подтверждающий нашу идею о создании росписей при Лжедмитрии I и патриархе Игнатии. Это приведенное выше сообщение описи 1613 г. о «прибавленной» композиции у входа в трапезную палату. По сторонам дверей трапезной были представлены Николай Чудотворец и Димитрий Солунский. Появление изображения Николая Чудотворца вполне объяснимо: это святой, которому посвящен храм. Менее ясны причины появления парного образа Димитрия Солунского — хотя наружные росписи храмов обычно соответствуют их посвящению, престола в честь великомученика Димитрия в Свияжском монастыре не было. Однако опись 1613 г. сообщает о том, что у трапезной палаты «на верху храм не священ, а на верху храма колокольница»[39]. Этот придел, не имевший икон и утвари и не упомянутый в писцовой книге 1560-х гг., располагался на третьем ярусе колокольни, под арками звона[40]; согласно описи 1763 г., там находился придел Иоанна Богослова[41]. На наш взгляд, первоначально придельную церковь собирались посвятить Димитрию Со-лунскому, на что указывает как изображение святого у входа в трапезную, так и «образ местной Христов великомученик Димитрей, на празелени», в 1613 г. стоявший у северных дверей Успенского собора вместе с аналогичной местной иконой «Спас да Пречистая, да Иван Предтеча, на празелени»[42]. Очевидно, это были местные иконы придела, поставленные на паперти собора, поскольку придел так и остался неосвященным.

Скорее всего, это произошло из-за начавшихся событий Смутного времени — следовательно, придел был основан около 1605 г. Его могли устроить вскоре после падения Годуновых и воцарения Лжедмитрия I (патроном истинного царевича Дмитрия Ивановича и, соответственно, пользовавшихся его именем самозванцев также был Димитрий Солунский), возможно — с ведома митрополита Ермогена, который получил от Лжедмитрия звание сенатора и участвовал в его венчании на царство. Вскоре святитель, настаивавший на обращении в православие Марины Мнишек, попал в опалу и был выслан в Казань[43]. Однако важно, что некоторое время митрополит был сторонником Лжедмитрия или, по крайней мере, признавал его государем при условии сохранения им православия. Возможно, поэтому в 1605 г. в Ягодной слободе близ Казани Ермоген переосвятил старую церковь Зосимы и Сав-ватия, посвятив ее Димитрию Солунскому[44].

Примечательно, что этот случай не был чем-то исключительным: именно в 1605 г. придел Димитрия Солунского был устроен над Успенской церковью при трапезной палате Соловецкого монастыря, рядом с более ранним приделом Усекновения главы Иоанна Предтечи[45] — патронального святого отца царевича Димитрия, Ивана IV. В данном случае есть все основания связывать посвящение придела именно с воцарением Лжедмитрия, которому в 1605 г. подносил подарки соловецкий игумен[46]. Этим же, по-видимому, объясняется появление Димит-риевского придела на хорах суздальского Рождественского собора (по соседству с приделами архангела Гавриила и Иоанна Предтечи — покровителей Василия III и Ивана IV), существовавшего еще в 1608 г. и упраздненного к 1617 г.[47] Упразднение суздальского придела фактически равноценно отказу от освящения придела в Свияжске и подтверждает связь этих престолов с воцарением Лжедмитрия.

Возвращаясь к Свияжскому Богородицкому монастырю, отметим, что это событие, по-видимому, было отражено не только в основании Дмитриевского придела и росписи трапезной, но и в росписи самого Успенского собора. В этом ансамбле фигура Димитрия Солунского занимает довольно важное место: великомученик представлен на северной грани юго-западного столба, в верхнем регистре, строго напротив образа великомученика Феодора Стратилата Эти святые воины, «охраняющие» центральный неф собора, на наш взгляд, могли быть изображены в паре как небесные покровители правящего государя Дмитрия Ивановича и его «старшего брата», последнего, с точки зрения Самозванца, законного царя Федора Ивановича (любопытно, что в храме отсутствуют изображения патрональных святых Бориса Годунова — Бориса и Глеба, часто встречающиеся в искусстве конца XVT — начала XVII в.).

Итак, все сказанное дает нам право не только отнести свияжские росписи к рубежу XVI- XVII вв., но и предложить их более точную датировку временем около 1605 г.

Этот вывод, во-первых, хорошо согласуется с датой фрескового образа Святой Троицы с Сергием и Никоном Радонежскими, сохранившегося на паперти Сергиевского храма свияжского Троице-Сергиева монастыря (он выполнен около или вскоре после 1604 г., явно теми же мастерами, которые расписывали Успенский собор). Во-вторых, он принципиально важен для датировки других памятников свияжского происхождения, стилистически близких фрескам — икон праотцев из Троицкой церкви Троице-Сергиева монастыря, а также икон праотцев из иконостаса самого Успенского собора, уже существовавших в 1613 г. и явно одновременных росписям (последние рассчитаны на существование пятиярусного иконостаса с иконами праотцев в рост). Все это свидетельствует о том, что в первые годы XVII столетия на территории Казанской епархии и в первую очередь в Свияжске по инициативе митрополита Ермогена были развернуты активные художественные работы с участием выдающихся московских мастеров[48], в силу обстоятельств завершенные в краткое царствование первого самозванца и ознаменовавшие собой конец годуновской эпохи.

Примечания

1 Первая научная публикация памятника, как известно, принадлежит Д. В. Айналову: Айналов Д. В. Фресковая роспись храма Успения Богородицы в Свияжском мужском Богородицком монастыре // Древности. Труды императорского Московского археологического общества. Т. 21. Вып. 1. М., 1906. С. 1–38.
2 С достаточной полнотой фрески были воспроизведены лишь несколько лет назад. См.: Куприянов В.Н., Копсова Т.П., Агишева И. Н. Свияжск. Монография. Казань, 2005. С. 227–337.
3 На неубедительность традиционной датировки уже указывали И. А. Кочетков и В. М. Сорокатый, предложившие предварительно датировать росписи второй половиной XVI в. (см.: Кочетков И. А. Росписи Успенского собора Свияжска. Реставрация и исследование // Древнерусское искусство. Монументальная живопись XI- XVII вв. М., 1980. С. 370–379; Сорокатый В.М. О датировке росписи собора Чуда архангела Михаила в Хонех московского Чудова монастыря // Государственный историко-культурный музей-заповедник «Московский Кремль». Материалы и исследования. XII. Искусство средневековой Руси. М., 1999. С. 196. Примеч. 4). Стилистическую близость ансамбля к живописи раннего XVII в. устно отмечали и другие исследователи — в частности, ИЛ. Бусева-Давыдова и А. В. Рындина.
4 Кочетков И. А. Росписи Успенского собора Свияжска. С. 373 (мы приводим текст надписи по этой статье, но с некоторыми изменениями — раскрытием титл, современным разделением на слова и поправкой числа месяца сентября — 12 (BI) вместо стоящего в публикации неверного буквенного обозначения ВИ). Антиминс не сохранился, но, по сообщению И А. Кочеткова, его надпись была повторена на копии 1886 г. В статье Д. В. Айналова (Айналов Д. В. Фресковая роспись… С. 3) надпись опубликована с ошибками. Об архитектуре собора и трапезной Свияжского Успенского монастыря см.: Седов Вл. В. Псковская архитектура XVI века. М., 1996. С. 176–178,187–190.
5 Каргер М. К. Успенский собор Свияжского монастыря как архитектурный памятник (Из истории культурно-художественных взаимоотношений Пскова и Москвы) // Материалы по охране, ремонту и реставрации памятников ТАССР. Вып. 2. Казань, 1928. С. 11-13.Той же датировки придерживается Вл. В. Седов (Седов Вл. В. Псковская архитектура… С. 177).
6 Кочетков И. А. Росписи Успенского собора Свияжска… С. 371, 372. 1558 г. собор и росписи впервые датировал Д. В. Айналов (Айналов А-В. Фресковая роспись… С. 4–5), 1561 г. — Н. Е. Мнева, опиравшаяся на текст поновленного «летописца» и считавшая, что М. К. Каргер ошибся при пересчете даты (Мнева Н. Е. Московская живопись XVI века // История русского искусства. Т. III. M., 1955. С. 560). Датировки храма 1561 г. также придерживался протоиерей АЯблоков (Яблоков А., протоиерей. Город Свияжск Казанской губернии и его святыни. Историко-археологический очерк. Казань, 1907. С. 51, 117), который неправильно перевел содержащуюся в антиминсе дату на современное летоисчисление (см. об этом: Седов Вл. В. Псковская архитектура… Примеч. 40 на с. 177).
7 Цит. по: Каргер М. К. Успенский собор Свияжского монастыря… С. 12–13; Кочетков U. K. Росписи Успенского собора Свияжска… С. 371. Надпись также была опубликована ДВ. Айналовым (Айналов А. В. Фресковая роспись… С. 3–4), который прочел дату 7069 (1561) г. как 7067 (1558) г.
8 Яблоков А., протоиерей. Город Свияжск… С. 60; Кочетков И. А. Росписи Успенского собора Свияжска… Примеч. 11 на с 372.
9 Каргер М. К. Успенский собор Свияжского монастыря… С. 12–13.
10 Кочетков И. А. Росписи Успенского собора Свияжска… С. 371–372.
11 Там же. См. также: Ябхоков А., протоиерей. Город Свияжск… С. 94–95.
12 О том, что надпись почти не читается, еще в 1850-х гг. писал архимандрит Вениамин, автор описания фресок (Описание стенной иконописи древнего, строенного святителем Германом, бывшим еще архимандритом, летнего собора в Свияжском Богородицком монастыре Казанской губернии // Известия по Казанской епархии. 1895 и отд изд, б.г. С. II. Примеч. 1; Каргер М. К. Успенский собор Свияжского монастыря… С. 12–13).
13 Седов Вл. В. Псковская архитектура… С. 175,177–178.
14 Яблоков А., протоиерей. ГородСвияжас. С. 61,117; Седов Вл. В. Псковская архитектура… Примеч.40 нас 177.
15 Ерусалимский К.Ю., Аипаков Е. В. Герман, свт., архиеп. Казанский // Православная энциклопедия. Т. XI. М., 2006. С. 210; Аипаков Е. В. Гурий, свт., архиеп. Казанский и Свияжский // Там же. Т. XIII. М., 2006. С. 465; Он же. Архипастыри Казанские. 1555–2007. Казань, 2007. С. 18, 27.
16 Седов Вл. В. Псковская архитектура… С. 170–172.
17 Там же. С. 187.
18 Список с писцовой и межевой книги города Свияжска и уезда письма и межевания Никиты Васильевича Борисова и Дмитрия Андреевича Кикина (1565–1567) / Предисл. АЯблокова. Казань, 1909. Мы пользуемся повторной публикацией: Города России XVI века. Материалы писцовых описаний / Подг. Е. Б. Французо-вой. М., 2002. С. 337–390.
19 Кочетков И. А. Росписи Успенского собора Свияжска… С. 373. В книге М. В. Фехнер ошибочно указывается, что фрески упомянуты в писцовой книге 1560-х гг., но приведенная цитата с их описанием заимствована из монастырской описи 1613 г. (фехнер М. В. Великие Булгары. Казань. Свияжск. М., 1978. С. 241).
20 Это обстоятельство не было учтено Н. В. Квливидзе, которая, в скрытой форме полемизируя с нашей точкой зрения, неоднократно высказывавшейся устно, приводит примеры документов, не упоминающих хорошо известные и существующие поныне ансамбли монументальной живописи (Квливидзе Н.В. «Собор Богородицы» в росписи Успенского собора Свияжского монастыря // Иконографические новации и традиция в русском искусстве XVI века. Сборник статей памяти Виктора Михайловича Сорокатого / Труды Центрального музея древнерусской культуры и искусства имени Андрея Рублева Т. III. M., 2008. С. 227. Примеч. 42 на с 42). В частности, она упоминает опись Новгорода 1617 г. и описи новгородского Софийского собора XVIII—XIX вв. Между тем эти документы несопоставимы с писцовой книгой Свияжска 1560-х гг. именно потому, что сами церковные здания и, следовательно, их росписи, там принципиально не описываются.
21 Георгиевский В. Т. Фрески Ферапонтова монастыря. СПб., 1911. Приложение. С. 1, 7, 8.
22 Города России… С. 4. К этому времени в храме еще должны были сохраняться росписи, исполненные, согласно летописному сообщению, в 1392 г.
23 Переписные книги Костромского Ипатьевского монастыря 1595 года / Сообщил М. И. Соколов // Чтения в Обществе истории и древностей Российских при императорском Московском университете. 1890. Кн. 3 (154). М., 1890. С. 1, 38, 52. К моменту составления описи Троицкий собор Ипатьевского монастыря, по-видимому, еще не был расписан. .
24 Города России… С. 100–101.
25 Там же. С. 356–357.
26 Опись Свияжского Богородицкого мужеского монастыря 1614 года Казань, 1892 (отдельный оттиск из: Известия по Казанской епархии. 1892. NN 17, 18). С. 5~6.
27 Там же. С. 11.
28 Там же. С. 36.
29 Композиции воспроизведены: Куприянов R.H., Копсова Т.П., Агишева 14.Н. Свияжск… Рис. 5.36, 5.37 (с 184–185), 5.71 (с. 222), 6.35 (с 270), 6.37 (с. 272), 6.41 (с. 276), 6.43 (с. 278), 6.61 (с. 291), 6.62 (с 292).
30 Ретковская Л. С. Смоленский собор Новодевичьего монастыря / Труды ГИМ. Памятники культуры. Вып. XIV. М» 1954. С. 16. Рис. 7.
31 Донская Л.Н., Донской Г. Г. Из истории строительства и создания настенных росписей Благовещенского собора г. Сольвычегодска // Художественное наследие. Хранение, исследование, реставрация. 8 (38). М, 1983. С. 41. Рис. 2. См. также: Удралова Н. В. Роспись Благовещенского собора в Сольвычегодске // Древнерусское искусство. Художественные памятники русского Севера. М., 1989. С. 194.
32 Фотографии соответствующих фрагментов надписи были показаны А. А. Турилову, который счел предложенное нами прочтение правильным или, по крайней мере, возможным.
33 Здесь и далее отточиями отмечены участки, не поддающиеся реконструкции, квадратными скобками — надежно реконструируемые буквы, круглыми — выносные буквы, расположенные над строкой.
34 Близкий по времени к свияжским фрескам пример употребления эпитета «священный» по отношению к русскому архиерею (митрополиту Кириллу) — надпись на сентябрьской минейной иконе из комплекта, вложенного в 1569 г. в Иосифо-Волоколамский монастырь казанским архиепископом Лаврентием (Государственная Третьяковская галерея). См. текст и воспроизведение: Шохина И. А. Минейные иконы 1569 года из Иосифо-Волоколамского монастыря // От Царьграда до Белого моря. Сборник статей по средневековому искусству в честь Э. С. Смирновой. М., 2007. С. 662. Илл. 2.
35 Несмотря на определенное созвучие имен Ермогена и Германа, нет оснований считать, что в надписи упоминается последний. Здесь явно присутствует буква О (а не, А) и отсутствует буква Г, необходимая для написания этого имени латинского происхождения (Germanus). Между тем имя Ермоген имеет греческое происхождение и иную этимологию — от TErmhKJV (Гермес). В русской традиции благодаря греческому произношению с придыханием перед первой гласной оно часто приобретает форму Гермоген. Однако в эпоху патриарха Ермогена использовался и более правильный вариант (см. некоторые примеры: Дроблен-кова Н. Ф. Гермоген, патриарх // Словарь книжников и книжности Древней Руси. Вып. 2 (вторая половина XIV — XVI в.). Ч. 1. А-К. Л., 1988. С. 159), который, как мы считаем, вошел в настенный «летописец» собора Свияжского монастыря.
36 Б. А. Успенский отмечает, что и после Смуты многие считали Игнатия законным патриархом (Успенский Б. А. Царь и патриарх: харизма власти в России (Византийская модель и ее русское переосмысление). М., 1998. С. 100–101 (примеч. 115), 206).
37 Ср. текст присяги Лжедмитрию и грамоту патриарха Игнатия о пении молебнов за нового государя: Собрание государственных грамот и договоров, хранящихся в Государственной коллегии иностранных дел. Ч. II. М, 1819. N 91, 92. С. 202–207. Первый документ, например, содержит следующую формулу: «Целую сей стый и животворящий крест Гсдень на том, что мне гсдрне своей црце и великой кнгине иноке Марфе Федоровне всеа Русии и гсдрю своему црю и великому кнзю Дмитрию Ивановичу всея Русии служити…».
38 См. фотографию, сделанную до того, как в южном завороте местного ряда была установлена икона, закрывшая этот участок южной стены: Куприянов В.Н., Копсова Т.П., Агишева И. Н. Свияжск… Рис. 6.84 (с. 314).
39 Опись Свияжского Богородицкого мужеского монастыря… С. 33.
40 Седов Вл. В. Псковская архитектура… С. 188.
41 Яблоков А., протоиерей. Город Свияжск… С. 69.
42 Опись Свияжского Богородицкого мужеского монастыря… С. 6.
43 Дробленкова Н. Ф. Гермоген… С. 154.
44Покровский ИМ. Гермоген, митрополит Казанский и Астраханский (а затем патриарх Всероссийский) и его заслуги для Казани (с 1579 по 1606 г.) // Православный собеседник, издаваемый Казанской духовной академией. 1907. Март. С. 346 (автор этого очерка связывает посвящение с почитанием памяти подлинного царевича Димитрия).
45 Савицкая О.Д Архитектура Соловецкого монастыря // Архитектурно-художественные памятники Соловецких островов / Под общей редакцией Д. С. Лихачева. М., 1980. С. 58; Скопин Б.В., Щенникова Л. А. Архитектурно-художественный ансамбль Соловецкого монастыря. М., 1982. С. 18.
46 Скопин В. В. На Соловецких островах. М., 1990. С 42–43; Мельник А. Г. История посвящений храмов Соловецкого монастыря XV—XVII вв. // Мельник А. Г. Ансамбль Соловецкого монастыря в XV–XVII веках. История. Архитектура. Оформление храмовых интерьеров. Ярославль, 2000. С. 146. В. А. Буров отвергает эту идею, считая, что придел был освящен в честь ангела настоящего царевича (Буров В. А. Государевы богомольцы Соловецкого монастыря // Памятники старины. Концепции, открытия, версии. Памяти Василия Дмитриевича Белецкого. 1919–1997. СПб.; Псков, 1997. Т. I. С. 123).
47 Мельник А. Г. Суздальский Рождественский собор как памятник XVI в. // Сообщения Ростовского музея. Вып. IX. Ростов, 1998. С. 152.
48 Не исключено, что одной из причин прибытия столичных живописцев в далекую Казанскую епархию была неблагоприятная ситуация в Москве в последние годы правления Бориса и в краткое царствование его сына Федора. Небезынтересно и то, что при Лжедмитрии I в. Свияжск был сослан дядя Бориса боярин Дмитрий Иванович Годунов, известный как заказчик многочисленных икон, лицевых рукописей и других произведений искусства. Вместе с тем вряд ли есть основания видеть в нем инициатора росписи Успенского собора и создания «летописца» с именем самозванца.

Источник