Научные статьи, исследования и монографии о Свияжске

Две главных архитектурных жемчужины достались Иоанно-Предтеченскому монастырю от Троице-Сергиева. И поныне они составляют то историческое достояние, ценность которого касается не одной обители и даже не одного Свияжска, а Русской Церкви и русской культуры в целом. Троицкий собор (именно так официально именовалась маленькая бревенчатая церковь 1551 года) является одним из древнейших в России памятников деревянного зодчества. Хотя бы уже одним этим он уникален. А Сергиевская каменная церковь с трапезной и колокольней представляет собой целый архитектурный комплекс рубежа XVI- XVII веков: интереснейшего периода, ибо наступило Смутное время, зодчество по всей Руси «уснуло» на 20 лет, и потому всё, что было построено накануне, приобретает особую историческую ценность — в качестве последних по времени памятников канувшей в небытие эпохи.

а). Троицкая деревянная церковь.
Многое было написано про этот уникальный по древности храм — ровесник самого Свияжска. Кто бы и когда ни писал про Свияжск, конечно, не мог не отметить то единственное, что осталось от всего деревянного града. Время полностью «съело» великий бревенчатый кремль «Нова города» 1551 года, превосходивший по размерам кремль московский; ничего не осталось ни от 18 башен, ни от грозных стен между ними, тянувшихся на 2,5 километра по краю страшного обрыва. Но уцелел первый храм, построенный одновременно с ними — освящённый тогда же: своеобразный дар от великой подмосковной «обители Пресвятыя Троицы» новоприобретённому для России и Церкви месту. Время освящения известно по летописям точно — 17 мая 1551 г. (ст. ст.): именно на 17 мая приходился праздник Св. Троицы в том году.
Первый храм первого монастыря во всём Среднем и Нижнем Поволжье! Потому и назвали его почтенно — собор, — невзирая на крошечные размеры.
Да, это был монастырский собор, то есть главная церковь обители. Когда-то и в будущей Троице-Сергиевой лавре (до 1422 г.) собор был деревянный и совсем небольшой. Заменённый великолепным каменным, он не сохранился, как и келья преподобного Сергия.
Может быть, деревянная церковь Свияжска является подобием той первоначальной Троицкой, которую лично соорудил из брёвен преподобный Сергий на месте своей будущей Лавры?
Вообще связь этого удивительного места с памятью святого Сергия поразительна.
Летопись свидетельствует о рассказе «черемисских» (марийских) старейшин русским воеводам о том, что было здесь незадолго до их прихода:
«… слышахом ту часто по руски звоняще церковный звон; нам же во страсе бывшим и недоумеющимся и чюдящимся. И послахом неких юнош лехких, многажды, доскочити до места того и видети, что есть бывающее. И слышахуся гласы прекрасно поющих во время церьковнаго пения, а поющих не видеша ни единого же, но токмо видеша стара калурятуна, вышее(1) рекша калугера(2), ходяща со крестом и на вся страны благословляющего, и водою кропяща, и с образом яко любующа, место разумеюща, идеже поставитися граду… Наши же юноши посланы жива яти его покусишася, егда в Казань сведут на испытание, откуду приходит на место, и невидим бываше от них; они же стрелы своя из луков своих пущаху на него, да уязвише поне тако изымут его, стрелы же их ни блиско к нему прихожаху, ни уязвляху его, но вверх восходяще на высоту и сокрушахуся тамо на полы, и падаху на землю. И устрашившеся юноша тыя, и прочь отбегаху».
Позже эти же старейшины узнали на иконе преп. Сергия являвшегося им «калугера».
Можем ли мы эту церковь считать исторической в масштабах России, с точки зрения не только её архитектурной ценности, но и тех великих событий, с которыми она так или иначе оказалась связана? Здесь был преподобный Сергий… через два века после своей земной кончины. Кто был здесь ещё?
В 1551 году основал её князь Серебряный, позже ставший в нашей отечественной истории, да и литературе человеком-легендой: о романе Алексея Константиновича Толстого «Князь Серебряный» слышали даже те, кто его не читал.
В 1552 году здесь молились перед последним переходом войска на пути к Казани, сам 22-летний царь Иван Грозный (ещё только будущий «Грозный») и все его знаменитые воеводы, герои Казанского похода: и Горбатый-Шуйский, и Курбский…
В 1555 году здесь, несомненно, был (и служил хотя бы один раз) свт. Гурий, первый архиепископ Казанский — когда в июне этого года останавливался в Свияжске на пути из Москвы в Казань…
И всех-то их повидала эта маленькая деревянная церковь! Как одноимённая ей лесная церквушка, срубленная преподобным Сергием на месте будущей Лавры, успела повидать и князей, и бояр, и епископов… даже одного греческого.
А вообще много ли осталось в России до нашего времени бревенчатых церквей столь почтенного возраста — хотя бы примерно ровесников свияжской?
Знаменитый деревянный ансамбль Кижей — младше почти на 2 века (Преображенская церковь — 1714 года, Покровская — 1764). Его всемирно известный храмы замечательно иллюстрируют собой русское деревянное зодчество XVIII века, но никак не XVI. К тому же Север есть Север: у него свои архитектурный традиции, а у Средней полосы России — немного иные. То же можно сказать и про знаменитую церковь Кондопоги — 1774 года.
Обратимся к лучшим музеям деревянного зодчества Средней полосы: новгородскому, костромскому, суздальскому, вологодскому… В первом есть церковь Успения из села Курицко 1595 года. В Вологде сохранилась Успенская церковь Александро-Кушаского монастыря — тоже XVI века, но точный год постройки неизвестен. В Суздале стоит Никольская церковь из села Глотово — 1766 года, намного моложе вышеупомянутых.
Наконец, много деревянных древностей сохраняется в музее-заповеднике Костромы. Церкви там — все без исключения сельские, в отличие от монастырско-городской свияжской. Самые древние и знаменитые: церковь Собора Богородицы из села Холм 1552 г. (на 1 год моложе свияжской) и Преображения из села Спас-Вежи 1628 г. (последняя, по трагическому стечению обстоятельств, сгорела несколько месяцев назад).
Таким образом, всего сейчас в России — несколько деревянных храмов XVI века. Свияжский Троицкий — один из них. Во всей России древнее его, пожалуй, лишь одна Лазаревская церковь 1390 г. из Муромского монастыря (ныне, перенесённая, находится в Кижах).
Что же касается собственно его архитектурной ценности, то, к сожалению, приходится отметить, что облик его от позднейших перестроек исказился значительно больше, чем у всех вышеперечисленных церквей. Изначально он был шатровой формы — как и, пожалуй, большинство русских деревянных храмов. Шатровый стиль, ещё довольно единично представленный в XVI веке в каменном зодчестве России, уже вовсю господствовал в деревянном.
За счёт шатра, храм был, по-видимому, почти вдвое выше, чем сейчас. Для тогдашнего Свияжска — XVI века, — это вообще довольно высокое и заметное сооружение. По площади оно мало походило на собор, а вот «по росту»… Для сравнения: главная из крепостных башен — Рождественская, — была в высоту всего 6 саженей (менее 13 м). Троицкий храм, имеющий сейчас как раз примерно такую высоту (вместе с куполом), тогда, вероятно, достигал метров 20-и. То есть, в сплошь деревянном, «избяном», городе он был весьма заметным сооружением, видным из-за всех стен и башен.
Площадь его протоиерей А. Яблоков, на основе писцовых книг XVI века, называет: 10 на 4 сажени, то есть тоже чуть больше 20 м в длину (21,3 м) и 8 с небольшим метров в ширину. Длина всего храма — вместе с алтарём и крыльцом, — примерно равнялась высоте шатра.
Это довольно классическое сочетание. Таково, например, большинство часовен и малых церквушек в Кижах: высота шатра над восточной частью равна длине всего сооружения. Лишь в редких случаях шатёр оказывается намного выше. При этом, высота интерьера в подобных храмах была, как правило раза в два меньше внешней конструкции. Весь верхний объём (шатёр или форма, его заменяющая) оказывался «ложным» и отделялся от интерьера потолком. Он — своеобразная «шапка» над деревянной церковью. Зимой в таком храме с низким дощатым потолком было тепло, как в избе.
Конструкция подобных храмов также мало отличалась от избы-пятистенки: внутренняя неглухая стена отделяла трапезную (притвор) от основного объёма. Простой секрет сруба — когда брёвна вдеваются одно в другое, — позволял строить церкви, действительно, «без единого гвоздя», в чём нет ничего удивительного.
Интересно замечание М. В. Фехнер о строительном материале Троицкой церкви: «Казанские учёные считают, что это древнейшее деревянное строение Свияжска собрано из брёвен, привезённых в 1551 г. из Углича. Согласно летописным данным, в здешних местах росли только лиственные деревья и небольшой сосняк, а храм срублен из прекрасного леса хвойной породы. Специалистам-хронодендрологам ещё предстоит определить подлинный возраст и породу дерева, из которого он был построен». В последующих справочниках порода дерева определяется как лиственница.
Таким образом, храм, видимо, был сначала собран на Верхней Волге, а затем в разобранном виде сплавлен почти на 1,5 тысячи км вниз — точно как и сама Свияжская крепость. Угличские мастера деревянного зодчества стали его архитекторами, но имена их, конечно, не сохранились.
Как уже выше отмечалось, не повезло храму с дальнейшими многочисленными перестройками и переделками. Облик его снаружи сильно исказился и утратил многие изначальные черты XVI века. Потому, вероятно, он и оказался гораздо менее известен в искусствоведческой литературе в масштабах России, чем более молодые церкви Кижей или хотя бы более близкой к нам Костромы. Возможно, когда-нибудь, с Божьей помощью, он будет реконструирован (как и вышеназванные) и вернёт свой изначальный вид.
Главные искажения храма в XVIII — XIX вв.: замена шатра низкой железной кровлей, с железным же куполом, и обивка всего корпуса тёсом. И то, и другое диктовалось своеобразной заботой о сохранности храма. Действительно, опыт реставрации уже в ХХ веке кижских церквей показывает, что лишённые тесового покрытия бревенчатые сооружения гораздо быстрее «деградируют» и приходят в аварийное состояние. Доски — грубая и некрасивая, но действенная защита от дождей, снега и ветров для древних церковных срубов.
То же можно сказать и о железной кровле: деревянный шатёр, в отличие от неё, гораздо быстрее портится, чернеет и даёт течь, а то и вовсе может накрениться и развалиться.
Удивительно, как вообще (явно особым Божьим промыслом) Троицкая церковь не была разобрана «за ветхостью и ненадобностью» в XVIII или XIX веке: видимо, особое почтение к этой «матери всех церквей земли Казанской» спасло её даже в ту эпоху, когда историческую старину особо не ценили и обычно вовсе не пытались сохранить её любой ценой, а заменяли новостроем.
1742 год, вероятно, открыл серию перестроек Троицкого храма — именно тогда он был заново освящён, как это следует из надписи на хранящемся в его алтаре деревянном кресте. Впрочем, гравюры Свияжска XVIII века свидетельствуют, что тогда храм всё ещё оставался шатровым, причём шатёр виднелся издалека.
Единственная деталь, как будто соответствующая духу старины: яблоко креста, над чуть вытянутой вверх луковкой купола — прорезное, что является элементом, довольно редким в архитектуре. Когда-то ещё одно такое же, прорезное, выделялось над не сохранившимся доныне чешуйчатым куполом Никольской церкви Успенского монастыря. Оно хорошо заметно даже на мелких, чёрно-белых дореволюционных фотографиях. Два храма, почти ровесники — самый древний в Свияжске каменный (1556 г.) и самый древний деревянный (1551 г.), — хоть этим одним единственным элементом походили друг на друга.
Радикальная перестройка относится уже, по-видимому, к началу XIX века, когда начался хозяйственный подъём и, соответственно, строительный расцвет в Иоанно-Предтеченском монастыре (которому как раз незадолго до того храм передали).
В 1819 г. крытую галерею на столбиках, опоясавшую церковь с трёх сторон, разобрали и заменили крылечками — также с трёх сторон. Благодаря им, церковь стала строго крестообразной в плане. Зато из-за обилия стекла в стенах этих крылечек, она начала напоминать дачный домик, а вовсе не древний храм.
В 1821 г. её полностью обшили тёсом и покрасили масляной краской (с тех пор много раз перекрашивали, но чаще всего — синей и зелёной краской). Не очень подходящее для храма сходство с дачным домиком ещё усилилось. Впрочем, церковь знаменитого Иоанно-Предтеченского скита при Оптиной пустыни весьма похожа на то, как стал выглядеть с XIX века наш Троицкий храм (сама она — XIX века), а ведь эту церковь знает вся православная Россия. Про неё также говорили, что она похожа на изящный домик, стоящий в самом центре фруктового сада и цветочных клумб. Несмотря на отсутствие какого-либо «древнего духа» в её облике, это — одно из самых благодатных мест, какие только известны русским паломникам.
Процесс частичной перестройки церкви продолжался и во II половине XIX века. В 1882 г. она получила новый каменный фундамент. Тогда же все три крыльца и были застеклены. В 1885 г. восьмигранный барабан («фонарик») под куполом искусно расписали. Поскольку эта живопись не сохранилась до наших дней, мы считаем особенно важным перечислить эти изображения (возможно, когда-нибудь они и будут восстановлены). Их 8 — по числу граней: Спаситель, Божия Матерь, Иоанн Предтеча, свт. Герман, преп. Сергий, свт. Николай Чудотворец, Архангел Михаил, мученица Юлия.
На старых фотографиях можно разглядеть эти изображения.
Таким образом, «омоложение» Троицкой церкви привело к тому, что она, как справедливо отмечает М. В. Фехнер, «в современном своём виде кажется построенной не ранее XVIII века». Или даже — «не ранее начала XIX», — добавили бы мы от себя.
Но это лишь то, что касается внешнего облика. Внутри же «избяной» интерьер, уже благодаря самой своей простоте, мало в чём мог измениться. Он никогда не был особенно пышным — соответственно не поражает пышностью и сейчас. Удачные слова нашла М. В. Фехнер в 1970-х гг. для его описания: «Почти лишённый убранства, интерьер церкви поражает своей предельной лаконичностью, удивительной красотой самого материала — брёвен стен и широких половиц. Изначально, когда высокий шатёр был световым, храм внутри, естественно, производил большее впечатление». Был ли шатёр «световым» (т. е. с окнами, освещавшими интерьер) или «ложным» (т. е. отделённым потолком, как чердак) — этого мы не знаем, так что последнее утверждение М. В. Фехнер — лишь её предположение.
Особенность интерьера Троицкой церкви, ещё усиливающая её сходство с деревенской избой — это длинные лавки, стоящие вдоль стен. Стоящие, видимо, изначально. Они ещё в старину были намертво прибиты к полу и таким образом стали неотъемлемой частью интерьера. Две лавки были прибиты даже в алтаре. Что-то очень простонародное, добротное, практичное чувствуется в этом. В храме создаётся какой-то особый уют и теплота душевная. Мы видим, что это был, действительно, братский храм — там, где маленькая братия Троице-Сергиева монастыря ежедневно собиралась на очень долгие, по уставу, молитвы… В древнерусских церквах обычно и стояли такие скамьи, чтобы уставшие от стояния могли немного отдохнуть.
Кажется, что вообще всё в этой церкви — деревянное. Даже семисвечник в алтаре, и тот стоял — деревянный.
Единственное, что выделяется из этого царства брёвен, тёса и дощатой резьбы — потемневшее от старости висячее медное паникадило. Да раньше ещё тускло сверкали древние ризы на некоторых иконах.
Главным украшением церкви был, конечно, иконостас — также деревянный и первоначально 4-ярусный. Поразительно наличие 4-ярусного иконостаса в таком маленьком храме. Это явно наводит на мысль о возможном переносе его сюда из другой церкви. Такие предположения высказывались ещё в XIX веке.
Из всех вместе взятых источников о древнем Свияжске можно буквально наскрести лишь несколько слов о Вячесловском монастыре, просуществовавшем считанные годы в XVII веке. Но есть версия, что иконостас был перенесён в Троицкую церковь именно из него: «По предположению А. П. Яблокова, его перенесли сюда из Вячесловского монастыря, расположенного когда-то на Большой улице в городе. Эта обитель, построенная в первой половине XVII века воеводой Львом Шляковским, поляком по происхождению, принявшим православие, был превращена в 1661 году в подворье казанского митрополита», — пишет об этом М. В. Фехнер.
Узоры иконостаса сохранились лишь частично, часть накладной резьбы обломана, но видно, что он выполнен в стиле украинского барокко, что как будто подтверждает выдвинутую версию (Л. Шляковский приехал с Западной Украины). Другое косвенное подтверждение: латинские надписи под изображениями Благовещения и Евангелистов на Царских вратах.
Эти врата — пожалуй, самая роскошная часть иконостаса, да и всего интерьера храма. «Полукружие арки с резной золочёной имитацией завесы и её нарядной бахромы; увенчанная короной пышная гирлянда, спадающая по нащельнику Царских врат — контрастируют с предельно скромным обликом церкви».
Все иконы праздничного чина из иконостаса Троицкой церкви хранятся ныне в древнерусском отделе Музея изобразительных искусств РТ в Казани. Искусствоведческая их ценность общепризнанна. Это образцовые памятники живописи XVI века, но написанные в традициях более древней, «рублёвской школы». Их часто можно увидеть на репродукциях, а на 1995 год был даже выпущен настенный календарь с довольно качественными их изображениями — тиражом целых 30 тысяч экземпляров, то есть огромным по нашим сегодняшним меркам. Популяризация памятников свияжской живописи идёт довольно активно, и всё же вопрос о принадлежности любых икон Церкви вряд ли будет где-либо и когда-либо окончательно закрыт до их передачи. Впрочем, пока что и сам Троицкий храм остаётся музейным достоянием.
Какой-то невольный трепет охватывает, даже когда видишь сейчас эти иконы под стёклами музейных стеллажей. На живом зеленоватом фоне (на знаменитой русской «прозелени»), неброско, но величаво — величаво именно в этой своей простоте, — предстают пред нами евангельские сюжеты. Словно мы читаем их в красках, и каждая икона — это отдельный лист Евангелия. Их формат как раз примерно соответствует размеру Евангелия, выносимого на середину церкви.
Вот перед нами — трогательный сюжет Рождества Христова: такой, как его изображали только в те древние времена — когда на одной иконе помещаются все сразу: и Божия Матерь в центре, лежащая на красном покрове; и ясли с Младенцем в окружении смешных, как на детских рисунках, коровы и лошади; и тут же — омовение Младенца; и Ангелы, и все три волхва, и почему-то всего один из пастухов — с дудочкой у губ; и св. праведный Иосиф, и даже искушающий его лукавый в виде горбатого карлика-старика.
А вот Сретение — где особенно выразительно написан праведный Симеон, с таким изумительно-глубоким выражением глаз при взгляде на Богомладенца, какой редко когда и где удавался церковным живописцам позднейшего времени, в эпоху «европеизации» искусства.
Вот — Преображение Христа: Фаворский свет, переданный синим кругом с концентрическими золотыми полосками-лучами. И — совершенно поражённые Апостолы, лежащие под горой вниз головой и вверх ногами.
Вот один из самых трогательных сюжетов — Вход Господень в Иерусалим, на грядущие вольные страдания. И жиденькие, тоненькие веточки вербы — «вайи» — которые протянуты ко Христу.
Вот один из главных сюжетов всей древнерусской живописи (да оно и понятно!) — распятие Христово. Вся природа поражена («Колеблется Земли уклад — они хоронят Бога…» — как написал Б. Пастернак), и на иконе это вселенское смятение передано изображением маленьких, жалких красного и синего шариков с человеческими лицами: справа и слева от изголовья креста. Над одним простодушно написано «солнце», на другом — «месец». И как же жалки они перед величиной Христовой жертвы!
И наконец — «Сошествие во ад» (образ, аналогичный более позднему типу: «Воскресение Христово»: по смыслу то же самое, даже ещё более выразительно переданное торжество над смертью!). Христос в тройном круге сияния — ещё более изумительного, чем в сюжете Преображения, — бережно берёт за руки Адама и Еву и помогает им встать и выйти из разверзшихся гробов. А чёрная бездна попрана Его ногами и будто перечёркнута Крестом.
И вот, все эти образы взирали на верующих много веков не в Москве или Владимире, не в Новгороде или Пскове, а в смиренном, тихом уездном Свияжске… И самый скромный и бедный из всех ныне сохранившихся в нём храмов хранил в себе когда-то это богатство — духовное богатство, которое не стыдно хранить…

Примечания:
(1). вышее — по-вашему
(2). калугерь — старый инок