Научные статьи, исследования и монографии о Свияжске

Глава II.
Иоанно-Предтеченский монастырь на новом месте —
конец XVIII — начало ХХ вв.

ї1.
Расцвет обители в XIX — начале ХХ вв.

Монастырь на новом месте удивительно быстро оправился от бедствий II половины XVIII в. Расцвет — экономический и духовный, — не заставил себя долго ждать. Православная обитель обычно — как птица Феникс. Чем большие бедствия, пожары, разорения ей выпадают, тем больше находится потом благочестивых жертвователей, готовых отдать свои средства именно ей. Иногда такие бедствия даже помогают благотворителям проснуться от «духовной спячки»: лучше всяких призывов напоминают им, что в них, оказывается, очень нуждаются. Недаром все знают русскую поговорку: не было бы счастья, да несчастье помогло.
В XVIII–XIX веках (да и раньше) часто бывало, что те обители, с которыми вроде бы «ничего страшного не случалось», так и влачили убогое существование, всеми подзабытые, а те, что пережили пожары, потопы или другие подобные несчастья, вдруг восставали из забытья и через 10–20 лет становились крупнейшими светочами Православия в своих регионах, а иногда и в масштабах России. И потом, задним числом, людям уже казалось, как будто так всегда и было…
Самое настоящее воскресение Иоанно-Предтеченского монастыря в точности совпало с временем возрождения и расцвета целого ряда ещё более знаменитых духовных центров России. Многие из них пребывали в «небытии» гораздо дольше. Святогорская Донецкая пустынь — по некоторым сказаниям, почти ровесница Киево-Печерской лавры, — стояла в запустении после страшной чумы середины XVII века и лишь через полтора столетия обрела новую жизнь. Та же эпидемия опустошила Оптину пустынь — и опять-таки XIX век оказался временем не только возрождения, но и небывалой всероссийской славы этой обители. В том же XVII столетии, только не от чумы, а от шведского нападения 1611 года, казалось бы, окончательно погиб Валаам со всеми своими скитами. На рубеже XVIII–XIX веков старец Назарий Саровский возродил в нём иноческую жизнь, дал новый устав и заново обустроил скиты.
Начало XIX века — символический рубеж для них. Начиналась вообще новая эпоха в истории русских монастырей. И Иоанно-Предтеченский не стал исключением.
Женские монастыри в этот период развивались намного быстрее. Как правило, они очень быстро становились более многолюдными, чем мужские. Одна из особенностей XIX века: многие мужские обители, разорившиеся и обезлюдевшие, преобразовывались епархиальными властями в женские. Пожалуй, самый известный такой пример в России: одна из величайших обителей на Волге — Макарьевская Желтоводская под Нижним Новгородом, — была возрождена как женская. В Казанской епархии подобные примеры: преобразование Тихвинского Цивильского монастыря (знаменитого своей одноимённой чудотворной иконой Богородицы) из мужского в женский в 1870 г. и Фёдоровского Казанского — в 1900-м. Иоанно-Предтеченский монастырь как бы предвосхитил эту тенденцию ещё в конце XVIII века: бывшая Троице-Сергиева обитель поменяла название и стала женской раньше всех вышеперечисленных.
Почему женские монастыри развивались быстрее? Довольно многие девицы из крестьян и мещан мечтали об иночестве — именно эти самые «низкие» и непривилегированные сословия стали основным пополнением монашества на Руси. Для мужчин из этих же сословий существовало куда больше формальных и неформальных ограничений для ухода в иночество. Государство и сама крестьянская община (и мещанские общества, соответственно) строго следили за своими людьми, часто рассматривая желание постричься в монахи как попытку уклониться от рекрутской повинности, от общинных работ и т. п. Кроме того, родители гораздо более охотно благословляли на иночество дочерей, чем сыновей — «продолжателей рода», наследников хозяйства, главную свою опору… Наконец, по издавна заведённой в народе традиции, вдовы гораздо чаще уходили в монастырь, чем вдовцы.
Вот и Иоанно-Предтеченская обитель оказалась по преимуществу «крестьянской», народной. Вдовы и девицы соседствовали здесь (были в России монастыри толькодевичьи, но Свияжский к ним не относился). Численность насельниц, по всем вышеописанным причинам, росла довольно быстро и вскоре вывела обитель на второе место в епархии (да и во всём Среднем Поволжье) после Казанского Богородицкого монастыря. В I половине XIX века численность в основном ещё не переваливала за 100 (как и в предыдущем столетии, до пожара), но к рубежу XIX-ХХ веков целый «монашеский город» занял юго-западную часть Свияжска. В этом «городе»
в 1878 г. было 158 насельниц,
в 1883 г. — 120,
в 1892 г. — ровно 200,
в 1897 г. — 275,
в 1900 г. — 360,
в 1906 г. — ровно 400,
в 1917 г. — 387.
Из них численность самих монахинь колебалась от 23 до 26 (огромный, многолетний испытательный опыт существовал для послушниц перед их пострижением), остальные — рясофорные (обычно — несколько десятков) и белицы (как правило — более ста, а в начале ХХ века — более двухсот).
400 насельниц в начале ХХ века. Почти полтысячи. Попробуем только вдуматься! Население самого Свияжска к тому времени едва превышало 2 тысячи мужчин и женщин всех сословий. Поистине город в городе…
Ненамного уступал Иоанно-Предтеченский монастырь даже и Казанскому Богородицкому, хотя последний был прославлен на всю Россию чудотворной иконой Божией Матери, а в Свияжском имелись только местночтимые святыни. Лишь перед самой революцией число насельниц Казанского монастыря достигло полутысячи. 500 в Казани и 400 в Свияжске. Разница не очень большая.
Всё женское монашество России (с послушницами) насчитывало к концу XIX века 27,5 тыс. человек. В крупнейшем Серафимо-Дивеевском монастыре — «девичьей Лавре», — было около тысячи насельниц.
Так или иначе, Свияжская обитель относилась к числу крупнейших в России.
«Крестьянской» по преимуществу называют обитель в своих книгах и П. Юдин, и А. Яблоков. Как мы уже отмечали, в основном это так и было. Но определённые уточнения всё же можно внести. Архивные документы рубежа XIX-ХХ вв. позволяют установить социальное происхождение инокинь более точно, а не только «в общем». Например, в 1892 г. из 23 монахинь крестьянского происхождения было 10,
духовного (потомственного) — 5,
мещанского — 4.
Лишь по одной монахине было — из дворян, из чиновного сословия, из купцов и из солдат.
Таким образом, хотя бывших крестьянок насчитывалось очень много, однако всё же не абсолютное большинство, а чуть более 40%. Мещане и потомственное духовенство также составляли довольно важный источник пополнения инокинь Свияжского монастыря.
Как же обстояло дело с хозяйством, которое призвано было обеспечивать всем необходимым столь большое количество насельниц?
Хозяйство любого монастыря обеспечивается пожертвованиями: частными и государственными, денежными и земельными. Особенно важным было для безземельного в XVI–XVIII веках Свияжского монастыря, что в XIX веке за счёт покупок (опять-таки на деньги благотворителей), а также прямых актов дарения земли, он обзавёлся следующими угодьями, описанными в Справочной книге Казанской епархии:
«1) пахотная земля в количестве 26 дес. 317 саж. при Фёдоровском, Свияж. у.; 2) около г. Свияжска несколько пожней в разных местах в количестве 42 дес. 1698 саж.; 3) пахотная земля при с. Морквашах, Свияж. у., в количестве 204 дес. 304 саж.; 4) лесной участок в 95 дес. 105 саж. в том же уезде; 5) рыбные ловли близ г. Свияжска; 6) взамен мельницы, бывшей на р. Сулице, монастырю выдаётся из казны 100 р. в год; 7) при самом монастыре — фруктовый сад».
В общей сложности, по нашим подсчётам, это более 368 десятин (ещё не считая фруктового сада), что составляет округлённо примерно 400 га. Или, что-то же самое, 4 квадратных километра. Причём (и это довольно редко для провинциальных монастырей) 2/3 этих земель составляли не леса, пустоши и прочие второстепенные по полезности угодья, а пашня, основа основ.
Особенно важным в этом плане стало, конечно, приобретение 204 десятин при Морквашах в г., при знаменитой игуменье Каллисте. Именно этот единый участок составил сердцевину сельского хозяйства всего возрождённого Иоанно-Предтеченского монастыря.
Редко когда обителям в XIX веке перепадали такие большие цельные участки — обычно у других шла сплошная «чересполосица»: мелкие владения оказывались разбросанными порой на многие десятки километров друг от друга. Это сильно затрудняло управление монастырским хозяйством, но Свияжская обитель, как видим, от такой трудности была избавлена.
С самого начала XIX века велики были и денежные пожертвования на святую обитель. Причём мы можем выделить здесь несколько этапов. На первом основную роль играли государственные пожертвования. Только из консистории и только на строительство в 1819 — 1826 гг. были выделены 32 тысячи рублей (более подробно об этом см. в ї3). Но всё больше появлялось и частных благотворителей.
В середине XIX века, при игуменье Каллисте, менее чем за 20 лет (1841 — 1858 гг.) пожертвования из банков составили 6000 руб., из Казанского приказа общественного призрения — 5100 руб. Кроме того, в рапорте игуменьи перечисляются благотворители:
купец Арский — 150 руб.,
коллежская советница Чемисова — 1000 руб.,
чиновница Воронцова — 1250 руб.,
дворянка Солонина — 250 руб.,
мещанка Смирнова — 250 руб.,
дворянка Аристова — 286 руб.,
подпоручица Михайлова — 200 руб.,
дворянские девицы Миллер и Клапшова — по 300 руб.,
подполковница Михайловская — 200 руб.,
купчиха Сухопарова — 2000 руб.,
мещанка Басова — 1250 руб.,
дворянские девицы Тейсовы — 2000 руб.
Как видим, благотворители находились — из практически всех городских сословий. А вернее сказать — в основном, благотворительницы. Особенности древнего и почитаемого женского монастыря: вклады в него делали тоже, по преимуществу, благочестивые женщины. Девицы, семейные и вдовы…
Были и благотворители, пожелавшие остаться неизвестными — согласно евангельскому завету: «Пусть ваша левая рука не знает, что творит правая». Эти безвестные благочестивые люди вызывают наше особое уважение. Так, в 1865 г. «неизвестный» пожертвовал обители 2500 руб. ценными бумагами, чтобы годовые проценты постоянно шли на содержание всё увеличивающегося количества сестёр.
Частные благотворители сыграли решающую роль и в строительстве монастырских зданий: почти все они возведены на частные деньги — во всяком случае, те, что появились во II половине XIX — начале ХХ вв. Дом на упомянутом участке в Морквашах (1880 г.) стоил 1500 руб., дома причта возле обители (1883 г.) — 4500 руб. Всё это — деньги благотворителей. А Наталья Ивановна Иванова подарила в 1902 г. уже готовый 2-этажный каменный дом в самом центре Казани, на Университетской улице. Так провинциальный монастырь обрёл подворье в губернском центре. А известная своей благотворительностью баронесса Жомини в 1890 г. построила 2-этажный корпус сестринской трапезной, стоивший около 30 тысяч рублей. Если мы сравним это с тем, что выделялось из казны, согласно штату монастыря (337 руб. 43 коп. в год), то разница будет поразительной — и конечно, не в пользу государства. Таким образом, наступил III период, когда уже именно частные пожертвования преобладали во всём. Именно за счёт них капитал монастыря вырос во II половине века с 10936 руб. в 1862 г. (по донесению одной знаменитой игуменьи — матери Каллисты) до 26165 руб. в 1900 г. (по докладу другой, не менее знаменитой игуменьи — матери Апфии). И постройка собора при матери Апфии, стоившая 100000 руб., также прошла в основном на частные деньги, собранные за несколько лет. Подробнее об этом читайте в соответствующем параграфе.
К моменту революции 1917 года обитель подошла в состоянии одной из самых процветающих в Среднем Поволжье. Таков был итог её 120-летней жизни на новом месте. И само это место по красоте и величественности ансамбля преобразовалось почти до неузнаваемости.
Что касается формального престижа монастыря (об этом стоит говорить по значимости лишь в последнюю очередь, что мы и делаем — в завершение параграфа), то в 1865 г. — через 100 лет после реформы Екатерины II и через 70 лет после пожара, — его возвели из III класса в более высокий II. Из 27 монастырей Казанской епархии первоклассных было лишь 2, второклассных — 3. Свияжский Иоанно-Предтеченский монастырь оказался одним из них.