Научные статьи, исследования и монографии о Свияжске

Роль и значение Свияжского и Казанского кириллического книгопечатания середины XVI - начала XVII вв.

Евгений Иванович Григорьев
Роль и значение Свияжского и Казанского кириллического книгопечатания середины XVI — начала XVII вв. в духовной и материальной культуре Казанского и Московского царств
И сие [неисправность церковных книг. — Е.Г.] доиде и царю [Ивану IV. — Е.Г.] в слухъ; он же начатъ помышляти, како бы изложити печатныя книги, яко же в грекехъ, и в Венецыи, и во Фригии, и в прочих языцехъ, дабы впредь святыя книги изложилися праведне.

Послесловие Апостола 1564 г. И. Федорова и П. Мстиславца

Посредством книгопечатания открылась равная свобода благодушию и злосердию, разуму и невежеству, добродетели и пороку действовать над умами человеческими, созидая добрые или худые нравы, из коих одни неминуемо влекут за собою благоденствие, а другие — погибель царств и народов. Потекли обильные струи добра и зла.

А. С. Шишков, Президент Российской Академии (1813–1841)

Учреждение епархии казанской послужило для царя [Ивана IV. — Е.Г.] и для митрополита [Макария. — Е.Г.] ближайшим поводом к тому, чтобы они озаботились введением в Москве книгопечатания.

Е. Е. Голубинский, академик Санкт-Петербургской АН

Вначале небольшое предисловие. В силу ряда причин, в основном случайных (хотя, как известно, ничего случайного в этом мире не происходит), мне пришлось соприкоснуться с историей возникновения кириллического книгопечатания в Казанском крае и включиться в ее изучение. Я долго не решался написать о роли и значении свияжского и казанского книгопечатания в истории России. Во-первых, потому, что не являюсь профессиональным историком. Во-вторых, все мои изыскания очень «смахивают» на лженауку (а особенно активно развивается в последнее время как раз лжеистория), так как входят в противоречие со многими устоявшимися представлениями в книговедении и истории. В-третьих, долго не мог решить, какому журналу предложить свои исследования — региональному или центральному (с одной стороны, рассматриваются проблемы чисто «местные», но с другой — влияние казанского книгопечатания на общероссийскую жизнь очевидно). В-четвертых, чисто «типографские» вопросы тесно переплелись с вопросами филологическими, национальными и религиозными, требующими специальных знаний и «тонких политических» навыков при их решении.

Однако считая, что вопрос о возникновении книгопечатания в Свияжске и Казани является чрезвычайно важным для истории не только самих древних городов, Татарстана, но и России в целом, прекратить книжные изыскания не находил возможным (тем более, что они давали отдых душе и телу и стимулировали мою основную работу).

Узнав два года назад о том, что в Казани возобновилось издание «Православного собеседника», попытался наладить контакт с редакцией, но в силу ряда причин это не удалось. «Случайно» встретившись в июне текущего года в Отделе рукописей и редких книг Научной Библиотеки КГУ с членом Редакционного совета «Православного собеседника» М. О. Новак и получив предложение написать для журнала статью по истории начала книгопечатания в Казанском крае, я осознал, что лучшего решения вопроса и быть не может.

Однако к вышеизложенным страхам прибавился и трепет перед научным и нравственным авторитетом «Православного собеседника». В журнале печатались многие известные ученые, ставшие гордостью богословской, филологической и исторической науки, членами Санкт-Петербургской и многих зарубежных Академий наук. С другой стороны, придавала некоторую уверенность мысль о том, что в Казанской духовной академии, при которой выходил «Православный собеседник», долгое время хранилась уникальная библиотека Соловецкого монастыря, в которой находилось большое количество старопечатных книг, в том числе и анонимных, изданных в Свияжске. Так или иначе, после многих сомнений, благоговейных страхов и колебаний сия статья была написана.

Заранее приношу самую сердечную и искреннюю благодарность всем, кто поддерживал этот проект словом и делом. Отдельное спасибо казанским библиофилам и книжникам, стимулировавшим меня на дальнейшие исследования. Особая благодарность — продавцам и покупателям книжных рынков Казани.

Невозможно переоценить значение книгопечатания в истории человечества. Оно оказало определяющее влияние на развитие современных образования, науки, литературы и, соответственно, — техники, технологии и политики.

Долгое время в науке считалось, что русское книгопечатание возникло в Москве в 1550-х гг. с созданием «анонимной» типографии, выпустившей за 12 лет (1553 — 1565 гг.) 7 безвыходных (анонимных) изданий* : 3 издания Евангелия, 2 — Псалтири и по одному — Триоди постной и цветной [1, с. 62–94]. Следует отметить, что убедительных доказательств размещения «анонимной» типографии в Москве пока не найдено [2]. В 1564 г. Иван Федоров и Петр Мстиславец издают Апостол — первую точно датированную русскую печатную книгу.

За время начала провинциального книгопечатания принимали 1577 г. [3] — год издания Андроником Тимофеевым Невежей знаменитой учебной Псалтири в «тезоименитом Новом граде [в] слободе» (относя это словосочетание к подмосковной Александровской слободе). В 1613 г. Никита Фофанов возобновил в Нижнем Новгороде российское книгопечатание, прерванное в Москве польско-литовской интервенцией [4].

До 1999 г. считалось, что первой типографией в Казани (и на территории Казанского края) была Азиатская типография [5], начавшая свою работу в 1801 г. с выпуска «Аттагоджи» (татарская азбука с молитвами) и «Гафтияк» (молитвословия из части Корана) [6]. Давно известные исследователям факты существования в Казани на рубеже XVI — XVII вв. типографии рассматривались лишь с гипотетической точки зрения или трактовались не в пользу Казани [7].

Возникновение кириллического книгопечатания в Казани исследователи истории книжного дела Е. Л. Немировский и А. И. Рогов относили к периоду Смутного времени — к 1610-м гг. [1, с. 246; 8–9]. Однако в недавних работах (следует сказать, сенсационных с научной и культурологической точек зрения) И. В. Поздеева и А. А. Турилов убедительно доказали, что известная исследователям с 1860-х гг. «Служба Казанской иконе Божией Матери» (повторно найденная ими в середине 1980-х гг.) впервые была издана в Казани в середине — второй половине 1580-х гг. [10–13]. Чрезвычайно интересным является тот факт, что оба издания «Службы» (1580-х и 1590-х гг.) напечатаны шрифтом анонимной Триоди цветной, увидевшей свет в 1555 — 1556 г. Точное место издания Триоди пока точно не установлено, но вполне вероятно, что она была напечатана тоже в Казанском крае. «Служба» является первым русским оригинальным сочинением, преданным печати на территории современной России.

Автором этих строк было показано, что существовала типография и в Ивангороде (Свияжске) [14], начавшая свою работу в середине 1550-х гг. В 1558—1559 гг. в свияжской типографии было отпечатано анонимное среднешрифтное Евангелие, а в 1559—1560 гг. — Псалтирь. Лингвистический, топонимический и исторический анализ Послесловия Псалтири 1577 г. А. Т. Невежи показали, что и это издание вышло в свет в Ивангороде на реке Свияге [там же]. С 1550-х гг. в Свияжске и Казани под руководством архиепископа царства Казанского (именно так титулован в письме Ивана IV второй половины 1550-х гг. первый казанский иерарх) Гурия и архимандритов Германа и Варсонофия работали и детские училища-школы, открытые по постановлению Стоглавого Собора. Для обучения школьников всемирной и российской истории под руководством митрополита Московского и всея Руси Макария и при непосредственном участии архимандрита свияжского Успенского Богородицкого монастыря Германа (впоследствии архиепископа Казанского и Свияжского, а на короткий срок — и митрополита Московского и всея Руси) в Ивангороде (Свияжске) в 1550-х — 1568 гг. был создан грандиозный Лицевой летописный свод, включающий в себя более 10 000 листов, иллюстрированный более 16 000 миниатюр и являющийся вершиной летописания Древней Руси [14, с. 449–451; 15]. Во второй половине XVI — начале XVII вв. в Свияжске и Казани кроме типографий и школ также работали скриптории, иконописные мастерские и мастерские по производству церковной утвари.

Сохранилось достаточно большое количество источников, свидетельствующих о том, что Свияжск и Казань являлись центрами книжной культуры. Часть рукописных и печатных книг, созданных в Свияжске и Казани в XVI — начале XVII вв., дошла до наших дней и находится в хранилищах Москвы, Санкт-Петербурга, Саратова, Киева, Минска и других городов. Большое количество книг указанного периода хранится и в Казани в Национальном музее РТ (в том числе и печатная «Служба Казанской иконе Божией Матери» 1590-х гг. [16]), Отделе редких рукописей Научной библиотеки КГУ, Нац. архиве РТ, Фонде библ-ки КДС, Фонде библ-ки КГПУ и частных собраниях. Чрезвычайно важным является тот факт [17], что в Татарстане (по всей видимости, в основном в Казани) хранится 10% (!!!) всех выявленных кириллических книг Российской Федерации. Это означает, что Казань до сих пор является крупнейшим кириллическим книжным центром, к сожалению, в основном лишь хранящим, а не изучающим историю книжности Древней Руси. Например, в системе архивной службы Республики Татарстан нет ни одного специалиста, который профессионально занимался бы кириллическими рукописными и старопечатными книгами [там же]. Центрами изучения кириллической книжности, по видимому, должны стать, как и было ранее, Казанский университет и Казанская духовная семинария (академия).

Приведенные факты говорят о том, что в Казанском крае с 1550-х гг. централизованно проводились под руководством царя Ивана IV и митрополита Макария грандиозные просветительные, образовательные и культурные мероприятия, что позволяет отнести Свияжск и Казань к ведущим центрам духовной и материальной жизни Древней Руси [18–20].

Однако на сегодняшний день существует ряд спорных и нерешенных вопросов казанского и свияжского книгопечатания, которые ставит сам факт существования и наличия в книгохранилищах казанских и свияжских печатных книг [21]. Среди таких вопросов можно назвать следующие: почему и когда возникло и почему и когда прекратилось кириллическое книгопечатание в Казанском крае, где и кто печатал книги в Свияжске и Казани, кто автор «Службы Казанской иконе Божией Матери», какие издания были изданы в свияжской и казанской типографиях — и другие. На многие из поставленных вопросов исследователям будет легче найти ответ, если предварительно (на основе уже имеющихся фактов) будет выяснена (очерчена или даже просто обрисована) роль и осознано значение свияжской и казанской типографий в духовной и материальной жизни Казанского и Московского царств XVI века.

Начать следует с выяснения мотивов организации типографий в Московском государстве. Мнения церковных и светских историков о причинах введения книгопечатания в России несколько отличаются (что, впрочем, вполне закономерно и понятно).

Митрополит Макарий (Булгаков) считал: «Через печатание можно было достигнуть разом двух целей: во-первых, уничтожить разнообразие богослужебных книг и ввести во все церкви книги одинаковые, а во-вторых, предотвратить дальнейшую порчу книг, дальнейшие ошибки со стороны писцов» [22, с. 55–56].

Академик Е. Е. Голубинский причиной введения в России книгопечатания называл нужду церквей Казанской епархии в книгах и большое количество ошибок в рукописных книгах: «Когда открыта была епархия казанская и когда для снабжения новопостроенных ее церквей богослужебными книгами царь приказал накупить последних на торгу, у книжных писцов: то оказалось, что только немногие из книг были исправны и что большая часть была переполнена описками и ошибками („растлени отъ преписующихъ“). Это обстоятельство и побудило царя с митрополитом решительно озаботиться осуществлением мысли о введении книгопечатания» [23].

Известный исследователь жизни и трудов митрополита Московского и всея Руси Макария архимандрит Макарий (Веретенников), основываясь на указаниях Послесловия Апостола 1564 г. И. Федорова и П. Мстиславца, также считает, что основными побудительными причинами «начала книгопечатания послужила возросшая нужда в книгах для казанских церквей» и «встречающиеся описки в рукописных книгах» [24, с. 51].

Самые последние исследования также свидетельствуют: «Неисправность богослужебных книг явилась одной из главных побудительных причин для заведения на Руси книгопечатания» [25].

Итак, исследователи основными причинами введения книгопечатания в России считают, во-первых, острую нужду в богослужебных книгах для церквей Казанской епархии (на что указывает послесловие Апостола 1564 г.) и, во-вторых, разночтения и большое количество ошибок в рукописных книгах (о чем говорилось еще в постановлениях Стоглавого Собора 1551 г.). Следует здесь отметить [20, с. 5], что толчком для создания типографий стало объединение Московского и Казанского царств и начавшийся поиск единой «национальной идеи», способной объединить народы нового государственного образования. В качестве объединяющего мировоззрения было выбрано православие, а лучшим средством для распространения идей является печатный текст, печатная книга.

Исходя из названных двух причин введения книгопечатания в России, легко объяснить, почему именно в Казанском крае в 1550-х гг. возникло книгопечатание. Во-первых, разместить типографию было экономически выгодно в том месте, где шло грандиозное храмостроительство и проводилась интенсивная миссионерская работа, то есть в Казанском крае (не надо было тратиться на подвоз большого количества тяжелых и достаточно громоздких книг). Во-вторых, ни один, даже самый крупный, скрипторий (в том числе и известные книгописные мастерские Троице-Сергиева, Иосифо-Волоколамского, Кирилло-Белозерского, Соловецкого, Валаамского и других монастырей Московского царства) не смог бы справиться с выпуском громадного количества книг для новых церквей и новообращенных. В крае шло интенсивное церковное строительство, а каждый храм должен иметь набор книг, необходимый для богослужения. Количество добровольно принявших крещение в 1550-х — 1560-х гг. мусульман и язычников исчисляется, по всей видимости, тысячами, а возможно, и десятками тысяч. Все эти мероприятия требовали огромного количества экземпляров книг: Евангелий, Апостолов, Псалтирей, Часословов, Служебников, Октоихов, Триодей и т. д. Здесь стоит вспомнить и ежегодные нужды свияжских и казанских училищ-школ в учебниках и других книгах. Причем все эти книги должны были быть без описок и ошибок, что особенно важно для новопросвещенного края. Конечно же, с поставленными задачами наиболее успешно могло справиться лишь книгопечатание, которое и было введено на территории Казанского царства.

Однако введение книгопечатания предполагает не только (можно даже сказать — не столько) изготовление типографского оборудования, которое было не так уж и сложно (но требовало определенного уровня техники и технологии, о чем будет сказано ниже), но, в первую очередь, наличие целого штата редакторов, текстологов, справщиков-корректоров, переводчиков и грамматиков, выдающих печатникам, отвечающим лишь за техническую сторону размножения книг, исправный (унифицированный) текст. Митрополит Макарий (Булгаков) по этому поводу писал: «Но уничтожить прежние ошибки, уже существующие в книгах, печатание не могло само собою. Для этого требовались люди, которые сумели бы еще до печатания сличить славянские книги с греческими и исправить со всею точностию испорченный перевод по тексту подлинному» [22, с. 56]. В эпоху митрополита Макария (Булгакова) считалось, что таких людей в России не было. Однако дальнейшее изучение анонимных и федоровских изданий показало, что они подверглись серьезной редакторской правке [1; 26]. А вот что пишет по поводу характера работы первых восточнославянских типографов современный исследователь-филолог: «При всей новизне [книгопечатание не было уже „новинкой“ в то время. — Е.Г.] в XVI в. „друкарского“ станка, основные заботы восточнославянских первопечатников были не технические, а культурно-просветительные и филологические (текстологические, языковые). Это заботы исследователей-библеистов, переводчиков, редакторов, комментаторов» [27, с. 254].

Естественно, что исправные тексты для первых российских печатных анонимных и федоровских книг должны были создаваться под идейным руководством Первоиерарха — митрополита Московского и всея Руси, а их печатание немыслимо было без его благословения (по крайней мере, до введения в 1565 г. опричнины Иваном IV и после его смерти в 1584 г.). Почти все известные печатные книги, имеющие послесловие или предисловие, начиная с Апостола 1564 г., содержат такое митрополичье (а с 1589 г. и патриаршее) благословение. Отметим, что в Послесловии московской Псалтири 1568 г. имеется такое благословение, а в свияжской Псалтири 1577 г. печатного упоминания о нем нет.

Таким образом, и свияжские, и казанские типографии 1550-х — 1610-х гг. должны были работать в составе большой книжной мастерской, включающей редакторов, грамматиков, справщиков-корректоров, писцов, типографов (различных специализаций), мастеров-ремесленников, изографов-художников и т. д. Наилучшим местом для такого большого «производства», безусловно, был монастырь. В Ивангороде (Свияжске) основное производство книг (печатных и рукописных) в 1550-х — 1560-х гг. сосредоточилось, по всей видимости, в митрополичьем Троице-Сергиевом монастыре, священноархимандритом которого был митрополит Московский и всея Руси Макарий [14, с. 449–450; 15]. Существовала книжная мастерская и в свияжском Успенском Богородицком монастыре. Последней руководил известный книжник, ученик Максима Грека архимандрит Герман. В Казани производство рукописных и печатных книг, очевидно, сосредоточилось в Спасо-Преображенском монастыре и осуществлялось под руководством архиепископа Гурия и архимандрита Варсонофия.

Кроме решения филологических вопросов, возникающих при исправлении текста рукописных книг, работники типографии должны были разработать графику шрифта печатных книг и их орнаментику (изучение последней приводит к мысли, что среди свияжских и казанских книгопечатников были бывшие приверженцы ислама и язычества, добровольно принявшие православие). Скажем буквально несколько слов о технической и технологической стороне книгопечатания, подробно исследованной и описанной в классических трудах Е. Л. Немировского [1; 28].

Для технико-технологической организации типографии необходимо было изготовить как минимум печатный стан, шрифт, заставки, ломбарды и буквицы. Для этого были нужны специалисты по переработке и обработке металла (литейщики, резчики, граверы и т. д.), дерева (плотники, столяры, резчики, граверы и т. д.) и растительных масел (мастера по изготовлению олифы, пигмента и краски). Такие специалисты, конечно же, имелись как в Казанском, так и в Московском царствах [29].

Непосредственно в процессе печатания книг участвовали лишь два человека — батыйщик (наносил краску на печатную форму) и тередорщик (накладывал бумагу на печатную форму, осуществлял печатание-прессование и снимал готовый лист книги для просушки). Но для обеспечения бесперебойной работы этих двух типографов необходима была предварительная работа большого числа специалистов-гуманитариев (редакторов, справщиков, переводчиков и т. д.), готовивших исправный текст, и специалистов-техников (литейщиков, резчиков, плотников, мастеров по переработке растительного масла, наборщиков и т. д.), отвечавших за подготовку типографской техники и оборудования.

Таким образом, издание книг предполагает работу достаточно большой мастерской, объединяющей специалистов самого различного профиля и квалификации (здесь мы не обсуждали проблему размещения всех специалистов и типографской техники, которое, конечно же, также требует определенных помещений и затрат). Естественно, что в технологическом процессе изготовления оборудования (стана, шрифта и т. д.) и печати свияжскими и казанскими мастерами приобретались новые навыки и умения, которые в последствие переносились и на другие производства.

Какое же место занимали Свияжск и Казань в культурно-конфессиональной и литературно-языковой общности, которую известный итальянский славист Рикардо Пиккио назвал Slavia Orthodoxa [30]? Оказала ли влияние работа свияжской и казанской типографий на развитие древнерусской литературы, церковнославянского и древнерусского языков? Конечно же, подробно ответить на эти вопросы в рамках одной небольшой статьи невозможно. Для этого необходима кропотливая работа многих специалистов различного профиля. В качестве утешения себе и жаждущим получить скорые ответы на все вопросы можно привести слова академика Д. С. Лихачева: «Ученый не обязательно должен всегда отвечать на вопросы, но он безусловно должен их правильно ставить. Иногда заслуга правильной постановки вопросов может оказаться даже более важной, чем нечеткий ответ» (курсив Д. С. Лихачева. — Е. Г.) [31].

Попробуем осветить лишь то, что лежит на самой поверхности. Книгопечатание является эффективным методом «унификации грамматических норм и орфографических правил», способствует «упрочению единого литературного языка и унификации форм письма (типографский шрифт)» [32]. Следовательно, работа свияжской и казанской типографий неминуемо должна была оказать влияние на развитие церковнославянского и древнерусского языков. Степень этого влияния еще предстоит выяснить.

Здесь следует сказать хотя бы несколько слов о влиянии тюркской — в нашем случае казанско-татарской — культуры на культуру Русского государства, Slavia Orthodoxa и Русской Православной Церкви. Влияние это (начиная от военного и кончая экономическим и эстетическим) всесторонне и огромно (естественно, что происходил и обратный процесс [33]). Многие представители тюркского этноса входили в русские царствующие Дома, от Рюриковичей до Романовых, становились высшими иерархами РПЦ, входили в военную, научную, культурную и политическую элиту России, принимали активное участие в создании и жизнедеятельности Российской империи. Вот лишь несколько имен и фамилий людей «татарской крови» разных эпох и вероисповеданий, сразу же всплывших в памяти: преподобный Петр Ростовский, царевич Ордынский (племянник хана Батыя), епископ Сарский (Сарайский) и Переяславский Феогност, святые Давид и Константин Ярославские чудотворцы, внуки золотоордынского хана-царя Менгу-Тимура, цари Иван IV и Борис Годунов, генерал-аншеф, участник азовских походов Петра I Г. Д. Юсупов (из рода ногайского хана Юсуфа, дочерью которого была казанская царица Сююмбике), поэт Г. П. Каменев, историк Н. М. Карамзин, поэтесса Анна Ахматова, физики К. А. Валиев и Р. З. Сагдеев и многие, многие другие.

Хорошо известно, что царем Московским и Казанским Иваном IV и митрополитом Московским и всея Руси Макарием насильственное крещение татар на территории Казанского царства было запрещено (в других областях России насилие применялось), крестить можно было лишь добровольно, «любовью»: «Архиепископу Татар к себе приучати и приводити их любовью на крещение, а страхом их ко крещению никак не приводити» [34; 14, с. 445].

Известно также, что в православных школах-училищах в Свияжске и Казани обучались дети мусульман и язычников, принявших православие (обучались, по всей видимости, и дети-сироты, потерявшие родителей в годы московско-казанских войн 1540-х — 1550-х гг.) [35; 14, с. 446, 449–451; 15]. Обучение велось церковнославянскому языку, а языком межнационального общения был, очевидно, древнерусский. Многие мусульмане и язычники, добровольно принявшие крещение, а также их дети, обучавшиеся в училищах-школах, овладев церковнославянским и древнерусским языками, занимали, как уже было сказано выше, высокие посты в Российском государстве и Русской Православной церкви. Они должны были внести и внесли значительный вклад в развитие древнерусского, а их потомки — и русского (и других восточнославянских) языков, путем введения в них многих тюркских слов (о заимствованиях в русском языке тюркско-татарской лексики см. [36–38] и др.). Огромное влияние (в том числе и положительное) тюркской цивилизации на русско-славянскую признавали многие исследователи: Н. М. Карамзин, Н. И. Костомаров, Н. И. Веселовский, Н. С. Трубецкой, Г. В. Вернадский; другие, например, С. М. Соловьев, В. О. Ключевский и др. — подходили к этому вопросу более сдержанно [39]. Современные исследователи, в зависимости от менталитета, также придерживаются противоположных, взаимоисключающих взглядов на этот вопрос.

Другая часть населения Казанского царства осталась в своей вере, принимала присягу на верность царю на Коране и также верой и правдой служила Российскому государству, а позднее и Российской империи. Но и жители Поволжья, оставшиеся в своей вере, активно воздействовали на древнерусский язык в частности и всю культуру Древней Руси в целом. Интересно отметить, что такие часто употребляемые в современном русском языке слова, как «клобук» и «кирпич» также являются тюркизмами (последнее слово заимствовано из лексики казанских татар).

Заинтересовавшихся крайне важными, спорными и тесно связанными с кириллическим книгопечатанием филологическими вопросами читателей направляю к недавно вышедшей монографии Е. М. Верещагина [40] и работам специалистов [41–45], в том числе и опубликованным в предыдущем номере «Православного собеседника», в которых имеется библиография по затронутому вопросу.

Все специалисты по истории русского книгопечатания отмечают тот факт, что полиграфическая техника создателей анонимных книг, к которым относятся и известные свияжские и казанские издания, аналогична технике Ивана Федорова, которую, в свою очередь, переняли и другие московские печатники. Последнее свидетельствует о том, что опыт и знания свияжских и казанских мастеров-печатников были использованы И. Федоровым, П. Мстиславцем, Н. Тарасиевым, Н. Тимофеевым, А. Т. Невежей и другими московскими печатниками при организации ими типографий. Заметим, что И. Федоров обучался типографскому искусству в одной из анонимных типографий [1, с. 92–94; 28, с. 167]. Следовательно, существует вероятность того, что обучился знаменитый русский первопечатник у свияжских (или казанских) типографов [29, с. 16] (на связи И. Федорова со Свияжском указывают и исторические источники).

Чрезвычайно интересным является факт идентичности шрифта (графики азбуки и высоты 10 строк, равной 89 мм) свияжской Псалтири 1577 г. А. Т. Невежи и всех его последующих книг, изданных в Москве, начиная с Триоди постной 1589 г. Это говорит о том, что все или часть (шрифт, пуансоны или матрицы) типографского оборудования была перевезена в середине 1580-х гг. из Свияжска в Москву [46], где к этому времени уже разрабатывались планы учреждения патриаршества в России. Следовательно, при возобновлении книгопечатания в Москве в 1580-х гг. использовалось как свияжское оборудование, технико-технологические приемы изготовления книг, так и, по всей видимости, наработанный опыт организации работы Правильной мастерской при типографии. Возможно, учитывался опыт и казанской типографии, издавшей в середине — второй половине 1580-х гг. «Службу Казанской иконе Божией Матери».

В 1620 г. была увезена в Москву и казанская типография [1, с. 246; 8–13], но о постигшей ее в «Третьем Риме» судьбе исследователи сведениями пока не располагают.

Итак, введение и распространение в России в 1550-х — 1560-х гг. кириллического книгопечатания является не случайным историческим и технико-технологическим событием, а стало закономерным результатом взаимодействия и взаимовлияния (порой выливавшихся в противоборство) христианской и мусульманской цивилизаций, культур народов Поволжья [47]. Работа типографий в Свияжске и Казани способствовала, с одной стороны, совершенствованию техники и технологии печати и распространению печатных книг среди населения Казанского и Московского царств, а с другой стороны (что, на мой взгляд, более важно), способствовала филологическим изысканиям в области церковнославянского и древнерусского языков и позволяла предавать печати созданные на территории Казанского царства произведения древнерусской литературы.

Опыт работы свияжской и казанской типографий был использован при восстановлении книгопечатания в Москве во второй половине 1580-х гг. и создании Московского печатного двора.

Таким образом, Свияжск и Казань середины XVI — начала XVII вв., благодаря работе образовательных комплексов, включающих типографии, скриптории, правильные мастерские и училища-школы, являлись активно действующими культурными центрами не только Древней Руси, но и Slavia Orthodoxa в целом, и оказывали, соответственно, существенное (очевидно, просто огромное) влияние на духовную и материальную жизнь Казанского, Московского царств, Slavia Orthodoxa, «русского» и «татарского» православия и, по всей видимости, мирового (греческого, арабского и т. д.) православного сообщества* .

Представленная исследовательская работа не претендует не только на завершенность, но, как уже указывает и подзаголовок статьи, даже на полноту постановки проблемы и связанных с нею вопросов, и для превращения в интерпретирующую концепцию, конечно же, требует дополнительных более широких историко-литературных, филологических и технико-технологических обоснований, что невозможно без исследований специалистов различного профиля: историков, филологов, богословов, археологов, текстологов, философов, физиков, химиков, технологов и т. д.

В заключение приведу высказывание о культурной роли старопечатной книги известного знатока кириллического книгопечатания И. В. Поздеевой (речь идет о конволюте, состоящем из фрагментов анонимного дофедоровского узкошрифтного Евангелия 1550-х гг. и московского Евангелия 1633 г., но приведенные слова, на мой взгляд, могут быть отнесены к любой старопечатной кириллической книге, в том числе и к свияжским и казанским изданиям XVI в.): «Особым историческим фактом своего времени является древняя книга, которая нередко продолжала служить фактором культуры и в течение нескольких последующих эпох. Но даже при всей многоплановости и определенной «всеобщности» книги, как факта и фактора культуры, старопечатный конволют <…> является именно таким, хотя и вполне реальным, но почти фантастическим отражением событий русской истории XVI — XX вв." [49].
Литература

1. Немировский Е. Л. Иван Федоров: около 1510 — 1583. М.: Наука, 1985. 318 с.
2. Григорьев Е. И. Книгопечатание в России: спор о первых экземплярах // Вестник Российской Академии наук. 2000. Т. 70, № 8. С. 725–730.
3. Зернова А. С. Орнаментика книг московской печати XVI — XVII веков. М.: ГБЛ, 1952. С. 15.
4. Зернова А. С. Памятник нижегородской печати 1613 года // Сборник Публичной библиотеки СССР им. В. И. Ленина. Вып. 1. М., 1928. С. 57–98.
5. Татарский энциклопедический словарь. Казань: Ин-т татар. энцикл. АН РТ, 1999. С. 16.
6. Каримуллин А.Г. У истоков татарской книги: от начала возникновения до 60-х годов XIX века. — 2-е изд., испр. и доп., 1992. С. 110.
7. Григорьев Е. И. Несостоявшаяся сенсация: О Казанской иконе Божией Матери и книгопечатании в Казани // Республика Татарстан. 1999. № 151–152. 5 августа. С. 10–11.
8. Немировский Е. Л. Заметки о славянском старопечатании // Книга и графика: [Сб. науч. ст.] / Редколл.: А. И. Маркушевич (председатель) и др. М.: Наука, 1972. С. 105–106.
9. Рогов А. И. Книгопечатание // Очерки русской культуры XVII века. Ч.2: Духовная культура / Под ред. А. В. Арциховского. М.: Изд-во МГУ, 1979. С. 157–158.
10. Поздеева И. В., Турилов А. А. Казань — один из центров раннего книгопечатания // Гасырлар авазы-Эхо веков. Казань, 1999. № ¾. С. 265–273.
11. Поздеева И. В., Турилов А. А. «Святые врата», раскрытые на Восток: (загадка раннего казанского книгопечатания) // Научно-богословские труды по проблемам православной миссии. Белгород: ООО «Дизайн Центр И.К.С.», 1999. С. 70–78.
12. Поздеева И.В., Турилов А.А. «Тетради…, печатаны в Казане»: (к истории и предистории казанской типографии XVI в.): [начало] // Древняя Русь: вопросы медиевистики. М.: Изд-во ООО «РФК-Имидж Лаб», 2001. № 2 (4). С. 37–49.
13. Поздеева И.В., Турилов А.А. «Тетради…, печатаны в Казане»: (к истории и предистории казанской типографии XVI в.): [окончание] // Древняя Русь: вопросы медиевистики. М.: Изд-во ООО «РФК-Имидж Лаб», 2001. № 3 (5). С. 13–28.
14. Григорьев Е.И. О некоторых спорных вопросах русского книгопечатания // Вестник Российской Академии наук. 2001. Т. 71, № 5. С. 443–452.
15. Григорьев Е.И. О некоторых спорных вопросах создания Лицевого летописного свода времен Ивана Грозного // Вестник Российской Академии наук. 2002. Т. 72, № 9 (в печати).
16. Белова Н. Г. Рукописная и старопечатная книга XV — XVIII вв. в коллекции Государственного объединенного музея РТ: (проблема изучения) // Рукописная и старопечатная книга: Проблемы сбора, хранения и изучения: Тез. докл. и выст. научно-практич. конф., посвящ. 130-летию НБ РТ (14 — 15 декабря 1995 г.). Казань, 1995. С. 73–75.
17. Концепция создания Научной лаборатории Национального архива РТ (НЛ НА РТ) по выявлению и изучению документальных источников по истории народов Татарстана / Л. В. Горохова, Б. Ф. Султанбеков, Д. Р. Шарафутдинов // Гасырлар авазы-Эхо веков. Казань, 2002. № 1 / 2. С. 294 297.
18. Григорьев И.Е., Григорьев Е.И., Тимофеев А. Н. Ивангород на реке Свияге — ведущий центр книгопечатания, образования и просвещения России середины — второй половины XVI в. // III Поволжская научная конференция учащихся им. Н. И. Лобачевского: Тез. докл., 23–25 марта 2002 г. / КГУ, Управление обр-я МО РТ в г. Казани, Гор-й дворец детс. творчества им. А. Алиша, Малый ун-т при КГУ, Лицей при КГУ. Казань: Изд-во «Отечество», 2002. С. 117–118.
19. Григорьев Е. И. Училища, типографии и скриптории Казанского края XVI века как первые в России образовательные комплексы // Структурно-функциональные и методические аспекты деятельности университетских комплексов: Матер-лы Всеросс. научно-метод. конф., 28–30 мая 2002 г., Казань, Татарстан, Россия / МО РФ, КМ РТ, МО РТ, АН РТ, КГТУ и др. Казань: Учреждение-редакция «Бутлеровские сообщения», 2002. С. 46–47.
20. Григорьев Е. И. Ивангород на реке Свияге как книжный центр Древней Руси середины — второй половины XVI века: (библиотеки, скриптории, типография, школа) // Усадебные библиотеки — история и современность: (Русская усадьба XVIII — начала XX вв. Проблемы изучения, реставрации и музеефикации): Материалы науч. конф. / Департамент культуры и туризма Администрации Ярославской области; Гос. литер.-мемор. музей-заповедник Н. А. Некрасова «Карабиха»; Яросл. обл. универ-я науч. б-ка им. Н. А. Некрасова. Ярославль: Изд-во «Александр Рутман», 2002. С. 3–7.
21. Григорьев Е. И. Спорные и нерешенные вопросы истории казанского книгопечатания XVI — начала XVII веков (в культурологическом и технико-технологическом аспектах) // Исторический центр Казани в прошлом и настоящем: Материал) научно-практич. конф. / Префектура «Казанский посад», КГУ, Ин-т истории АН РТ, ГМИИ РТ, НА РТ, НМ РТ. Казань, 2002 (в печати).
22. Макарий (Булгаков). История русской церкви. Кн. 4. Ч. 2: История русской церкви в период постепенного перехода ее к самостоятельности (1240 — 1589). М.: Изд-во Спасо-Преображенского Валаамского монастыря, 1996. 440 с.
23. Голубинский Е. Е. История Русской церкви. Т. II: Период второй, Московский: от нашествия монголов до митрополита Макария включительно. Первая половина тома. М.: Крутицкое патриаршее подворье, О-во любителей церковной истории, 1997. С. 801–802.
24. Макарий (Веретенников). Святитель Макарий митрополит Московский и всея Руси (1482 — 1563). Свято-Троицкая Сергиева Лавра-М.: Изд-во «Отчий дом», 1996. 112 с.
25. Коробьин Г., Михайлова Н. Исправление богослужебных книг: Исторический обзор за период с XV до начала XX в. // Богослужебный язык Русской церкви: История. Попытки реформации / Ответ. ред. архим. Тихон (Шевкунов); Ред.-сост. Н. Каверин. — М.: Изд-е Сретенского монастыря, 1999. С. 23.
26. Коляда Г. И. Работа Ивана Федорова над текстами Апостола и Часовника и вопрос его ухода в Литву // Труды Отдела древнерусской литературы. М.-Л.: Изд-во АН СССР, 1961. С. 225–254.
27. Мечковская Н. Б. Язык и религия: Лекции по филологии и истории религии. М.: ИТД «ГРАНД», Агентство «ФАИР», 1998. 352 с.
28. Немировский Е. Л. Изобретение Иоганна Гутенберга: Из истории книгопечатания: Технические аспекты / Под ред. д. филол. наук В. И. Васильева. — М.: Наука, 2000. 659 с.
29. Григорьев Е. И. Начало кириллического книгопечатания в Казани во второй половине XVI века: (культурно-социальные и материально-технические предпосылки) // Литературные чтения в усадьбе Боратынских / ГОМ РТ, Музей Е. А. Боратынского. Казань: ГОМ РТ, 2001. С. 11–17.
30. Пиккио Р. История древнерусской литературы. М.: Кругъ, 2002. 352 с.
31. Лихачев Д.С. О науке и ненауке // Лихачев Д. С. Заметки и наблюдения: Из записных книжек разных лет. Л.: Сов. писатель, 1989. С. 299.
32. Русский язык: Энциклопедия / Гл. ред. Ф. П. Филин. М.: Изд-во «Сов. энциклопедия», 1979. С. 111.
33. Михайлова, Коршунова О. Н. Традиции взаимодействия культур народов Поволжья / АНТ. Казань: Фэн, 1997. 106 с.
34. Акты, собранные в библиотеках и архивах Российской Империи археографическою экспедициею Императорской Академии наук. Дополнены и изданы высочайше учрежденною комиссиею. Т. 1: 1294 — 1598. СПб.: Тип. II Отделения собств-й Е.И. В. канцелярии, 1836. С. 260.
35. История Татарии в материалах и документах. М.: Гос. социально-эконом. изд-во, 1937. С. 152.
36. Назаров И. И. Тюркско-татарские элементы в языке древних памятников русской письменности // Ученые записки / КГПУ; Филолог. сб. Вып. 15. Казань, 1958. С. 233–273.
37. Галиуллин К. Р. Тюркские лексические элементы в этимологических словарях русского языка (тюркологическая и историко-хронологическая часть словарных статей) // Вопросы теории и методики изучения русского языка. Казань, 1981. С. 210–215.
38. Юналеева Р. А. Тюркизмы русского языка (проблемы полиаспектного исследования). Казань: Изд-во «Таглимат», 2000. 172 с.
39. Вернадский Г. В. История России. Кн. 3: Монголы и Русь / Пер. с англ. Е. П. Беренштейна, Б. Л. Губмана, О. В. Строгановой. Тверь: ЛЕАН; М.: АГРАФ, 1999. с. 340–397.
40. Верещагин Е. М. История возникновения древнего общеславянского литературного языка: Переводческая деятельность Кирилла и Мефодия и их учеников. М.: МАРТИС, 1997. 315 с.
41. Николаева Т.М. К вопросу о самобытной основе русского литературного языка // История русского языка: Словообразование и формообразование: Сб. материалов / КГУ; Под общ. ред. Г. А. Николаева. Казань: УНИПРЕСС, 1997. С. 63–71.
42. Новак М.О. О славяно-греческих параллелях composita в тексте Апостола // там же. С. 170–178.
43. Николаев Г. А. Pax Slavia Orthodoxa и русский язык // Православный собеседник / Изд-е Казанской духовной семинарии. Казань: отпеч. на ризографе КазДС, 2002. № 1 (2). С. 98–106.
44. Жолобов О.Ф. О логосных началах Кирилло-Мефодиевской традиции // там же. С. 107–113.
45. Новак М. О. Славяно-русский Апостол: опыт анализа лексических разночтений // Там же. С. 114–120.
46. Григорьев Е.И., Григорьев И. Е. Свияжская типография Андроника Тимофеева Невежи второй половины XVI века (к вопросу о времени начала работы и перевода в Москву) // Литературные чтения в усадьбе Боратынских (19 — 20 марта 2002 г.) / НМ РТ, Музей Е. А. Боратынского. Казань: Издат. комплекс Управления международных связей КГУ, 2002. С. 13–21.
47. Григорьев Е.И., Григорьев И.Е. У истоков Windows и русского книгопечатания: [начало] // ComputerWorld-Казань. Казань, 2001. № 11. С. 28–29.
48. Григорьев Е. И. Прижизненные издания Е. А. Боратынского в библиотеках Казани в XIX — XX вв. (постановка проблемы) // Ученые записки Казанского государственного университета. Т. 139. Казань: Изд-во КГУ, 2000. С. 32–52.
49. Поздеева И. В. Книга и история // Культура славян и Русь / Редкол.: Ю. С. Кукушкин (председатель) и др. М.: Наука, 1998. С. 507.
* Издания без указания места и времени выхода
* Мощный культурный импульс, данный первыми российскими образовательными комплексами нового типа, заложил основы современной российской цивилизации, а его воздействие распространилось далеко за пределы Казанского края и XVI в. Например, работа свияжской и казанской типографий в середине XVI — начале XVII вв. способствовала созданию традиции собирания книжниками и библиофилами Казанского царства библиотек, что, в свою очередь, позволило стать Казани в начале XX в. одним из крупнейших библиотечных, университетских и просветительских центров не только Российской империи, но и Европы и Азии [48, с. 32–34].

Источник