Профессиональные статьи и репортажи о Свияжске

Андрей Владимирович Рощектаев
в 1998 г. окончил истфак Казанского Государственного Университета, кандидат искусствоведческих наук, член Союза российских писателей с 2000 года, церковный историк, экскурсовод.

Путеводитель размещен автором на сайте samlib.ru.
© Рощектаев Андрей Владимирович (jediknight2@rambler.ru)

Свияжский Успенский монастырь (действующий мужской)

Святыни: рака с мощами свт. Германа Казанского Чудотворца
а) Город и монастырь. Значение Свияжска как православного центра Среднего Поволжья.
История Свято-Успенского Богородицкого монастыря так тесно связана с историей самого града Свияжска, что ни прошлое города, ни прошлое монастыря невозможно рассматривать обособленно друг от друга. Это именно тот случай, когда малый город на века становился своеобразной «оболочкой» великого монастыря, а монастырь — главным «ядром» города.
Конечно, Свияжск в 1551 г. был основан не как монастырское поселение, а как военная крепость, форпост для покорения Казанского ханства. Но такую роль он играл лишь первые полтора года своего существования (май 1551 — октябрь 1552 гг.). 2 октября 1552 г. Казань была наконец взята, Россия одержала одну из крупнейших побед в своей истории. Еще несколько лет после этого Свияжск находился как бы на полувоенном положении, учитывая партизанское движение местного населения (татар, части чувашей и марийцев) против русских войск. Но все больше и больше выходило на первый план его новое значение — духовного центра огромного покоренного края.
Свияжск изначально был городом монастырей и церквей и таким оставался на протяжении всех последующих веков своей истории. По переписной книге 1567 г., на малом пространстве крепости (примерно 1 км на 600 м), разместилось 6 церквей, а еще 3 церкви стояли в посаде. Монастырей к концу XVI века числилось — три: Успенский, Троице-Сергиев (оба мужские) и Иоанно-Предтеченский женский. Кроме того, город отличало обилие церковно-служительских и монастырских дворов: 17 в кольце стен и 3 на посаде. Сами по себе цифры, может быть, мало о чем говорят современному читателю, привыкшему к большим масштабам современных городов. Но, если мы напомним, что это был первый русский город во всем Среднем и Нижнем Поволжье, тогда роль его как духовного православного светоча станет более понятной. Это были первые церкви и монастыри не только в крепости, но и во всем огромном крае. По сути, Свияжск тогда можно было назвать, в некотором смысле, столицей русского Среднего Поволжья. И, естественно, что когда в 1555 г. была учреждена Казанская епархия, ее архипастыри получили наименование «Казанских и Свияжских». Это было выражение роли Свияжска как нового православного центра.
Но так сложилось в истории России, что именно монастыри, а не соборы и не приходские церкви становились главными центрами проповеди Света Христова на всех новоприобретенных территориях.
Но ни среди обителей самого Свияжска, ни среди обителей всего Среднего и Нижнего Поволжья не было равных одному монастырю — Успенскому Богородицкому, основанному одновременно с учреждением епархии (1555 г.) свт. Германом. Даже внешне его великолепные белокаменные сооружения сразу же выделялись посреди сплошь деревянного города-крепости. Город все больше начинал казаться лишь большим посадом при этом знаменитом монастыре.
Другие святыни Свияжска нисколько не снижали, а скорее наоборот, дополняли роль Успенского монастыря, способствовали притоку паломников и пожертвователей. Само место города считалось святым, ибо Круглая гора еще до прихода русских в 1551 г. была освящена неоднократными видениями преп. Сергия Радонежского. Жители окрестных лесов, язычники-марийцы, не раз слышали на этом месте необыкновенное пение, звон невидимых колоколов и видели сияющего старца, обходившего гору с кадилом в руках (по другим рассказам — окроплявшего местность святой водой). Стрелы, пущенные в старца, возвращались обратно. Позже, когда пришли русские войска, местные старейшины без труда «опознали» старца по иконе преп. Сергия, взятой в поход из Троице-Сергиевой лавры. Рассказали и о прочих чудесах. Так Свияжск практически одновременно с основанием крепости стал считаться в народе святым местом.
Он всегда воспринимался среди населения как город двух великих святых: преподобного Сергия и святителя Германа. «Остров Сергия и Германа» — неофициально называют его иногда даже сейчас, по аналогии с Валаамом, только имея в виду других святых, не тех, что на Валааме. Чудотворная местночтимая икона пр. Сергия, наряду с мощами свт. Германа также привлекала паломников из ближайших уездов. Если мощи последнего почивали в Успенском монастыре, то икона преп. Сергия — в Иоанно-Предтеченском. Но, разумеется, паломники, приходившие к одной святыне, не могли не посетить другую-то есть, поклоняясь пр. Сергию, обязательно заходили и в Успенский монастырь к свт. Герману. Необычно и очень символично то совпадение, что память обоих великих святых празднуется в один день — 25 сентября/8 октября.

б) Св. Герман — основатель монастыря.

Почитание в народе того или иного монастыря чаще всего тесно связано с почитанием его святого основателя. Это касается всех древних и новых обителей, основанных теми или иными подвижниками. XVI век можно по праву назвать веком знаменитых святителей: Свв. Макария и Филиппа Московских, Гурия, Варсонофия и Германа Казанских.
Среди всего этого великого сонма, имя второго (по времени, а не по значению) Святителя Казанского Германа занимает очень заметную роль. Основав монастырь задолго до своего посвящения в архиерейский сан, он прославился среди всего местного населения как великий старец-аскет исключительной подвижнической жизни. Можно полагать, что даже если б он не сподобился позже сана архиепископа, то все равно через некоторое время был бы прославлен в лике святых как преподобный. Но Промыслу Божьему было угодно, чтобы этот подвижник соединил в себе дар благодати преподобного с даром святительским.
Раз и навсегда — и при жизни, и после земной кончины, — подвижничество свт. Германа обеспечило особое народное почитание Успенскому Богородицкому монастырю, подобно тому, как за 2 века до того праведное житие преп. Сергия обеспечило особую роль основанной им лавры в масштабах всей России. Успенская обитель получила такую же исключительную роль в масштабах Поволжья. Как справедливо отметил протоиерей Андрей Яблоков: «Обитель вскоре становится предметом особого внимания народа: слыша о благочестивой жизни свт. Германа <…>, народ толпами стал стекаться сюда — одни приходили принять благословение от святого мужа, другие принимали от него иноческое звание, некоторые искали у него убежища».
Всегда важны истоки подвижничества. Устав и традиции того или иного монастыря часто зависят от того, где именно прошел «монашеский искус» его основатель-подвижник. Духовной Alma-mater свт. Германа (и в этом смысле «прародителем» Свияжского Успенского монастыря) стал не менее знаменитый монастырь Иосифо-Волоколамский, основанный почти на век раньше.
Юноша Григорий (таково было мирское имя Св. Германа) — из Старицы, из дворянского рода Садыревых-Полевых, — сразу же по достижению совершеннолетия ушел, с благословения родителей, в этот монастырь, славный традициями недавно скончавшегося преп. Иосифа Волоцкого. С кончиной преп. Иосифа, казалось, прервалась целая эпоха, но в действительности, она продолжилась в его учениках и последователях точно так же, как в свое время эпоха преп. Сергия на десятки лет была продолжена его святыми учениками и учениками учеников.
В Иосифо-Волоколамском монастыре будущий второй святитель Казанский Герман был в послушании у будущего первого святителя Гурия, в то время игумена. Под его руководством он переписывал книги. Так они и познакомились. Так традиция подвижничества строилась на своеобразной преемственности.
Другим учителем свт. Германа принято считать самого образованного человека того времени — преп. Максима Грека, сосланного и пребывшего в Волоколамском монастыре в 1525 — 1531 гг. Так в мировоззрении и подвижничестве свт. Германа сплелись воедино две традиции, которые в светской литературе принято разделять и даже полностью противопоставлять друг другу. Ведь Волоколамский монастырь считался центром т.н. «осифлянства», а преп. Максим Грек (как чуть раньше преп. Нил Сорский) был ярчайшим «нестяжателем». В действительности, в плане аскетизма обе традиции тесно сближались друг с другом, и если светская историография делала упор на их поверхностные противоречия, то фигура такого великого общероссийского подвижника как свт. Герман наглядно показывает возможность глубинного соединения этих традиций на практике. Очень значимо для Русской Церкви в целом, что его святой пример опровергает кажущийся антагонизм: более, чем пример кого бы то ни было еще в русской истории. Действительно, тщательная забота архимандрита, а затем архиепископа Германа об основанном им Свияжском монастыре, о других храмах и обителях Казанской епархии, соединялась у него с глубочайшим личным нестяжательством и аскетизмом. Поистине памятники этим двум традициям, соединенным в одну — великолепный и роскошно расписанный фресками Успенский собор и крошечная германовская келья (3 на 2 м) рядом с ним.
Свияжским Успенским монастырем свт. Герман управлял с 3 февраля 1555 г. по 12 марта 1564 г., когда он был хиротонисован в архиепископа Казанского в Москве. Именно в этот начальный период оказались раз и навсегда заложены духовные традиции обители, написан Устав, произошло становление монастырского хозяйства и становление миссионерского центра со своей, древнейшей на Руси типографией, и библиотекой. Целая эпоха спрессовалась в 9 лет.
Именно при свт. Германе обитель приобрела и внешне вполне узнаваемый для нас облик. Сложилось зерно архитектурного ансамбля. Был возведен и освящен Успенский собор (1561 г.), а еще раньше — Никольская церковь (1556 г.).
Пребывание свт. Германа на казанской кафедре (1564 — 1566 гг.) — это еще один, гораздо более короткий этап. Дальше, с 1566 года, и вовсе начинается тайна, до сих пор еще не разрешенная историками однозначно.
Нравственный авторитет архиепископа Германа к тому времени был огромен по всей России. Иван Грозный вызвал его в Москву для занятия места митрополита всея Руси, освободившегося после удаления в Чудов монастырь митрополита Афанасия 16 мая 1566 г.
Однако владыка Герман условием своего согласия на это поставил отмену опричнины и жестоких казней. В своем противостоянии злу и произволу он предвосхитил подвиг свт. Филиппа. Согласно преданию, разгневанный царь ответил Святителю: «Ты еще не стал митрополитом, а уже связываешь меня неволею».
О том, что произошло дальше, имеются существенные разночтения. По официальной версии, впавший в опалу архиепископ просто был сослан «с бесчестием» и скончался 6 ноября 1567 года (в других источниках — 1568 года). Согласно рассказу Курбского, он был тайно убит — точно так же, как св. митрополит Филипп. Если эта версия верна, то перед нами не просто великий святитель, но и один из двух архиереев-мучеников страшной эпохи Ивана Грозного. Не все историки верят показаниям Курбского, считая их тенденциозными. Однако столь быстрая (всего через 2 года после опалы) кончина 62-летнего святителя не может не вызвать подозрений. К тому же, неожиданность ждала очевидцев при вскрытии и освидетельствовании мощей святого в Свияжске в 1889 г. Наряду с подтверждением нетления мощей, это освидетельствование показало, что голова святителя почти полностью отсечена по линии челюстей до самого хребта. Таким образом, свт. Герман был даже не задушен, как св. Филипп, а зарезан, притом зверским, мучительным образом.
Есть еще одно свидетельство, по которому кончина свт. Германа произошла не раньше 1568 г. В житии св. Филиппа рассказывается, что во время соборного суда над ним лишь один архиерей посмел открыто выступить в его защиту: «Среди молчания вдруг Герман, епископ Казанский, поднял голос и смело сказал царю, что он напрасно ищет обвинений на праведника, в котором нельзя найти вины». Суд над митрополитом Филиппом происходил 4 ноября 1568 г. Если опальный свт. Герман действительно присутствовал на нем, то получается, что дата расправы над ним — 6 ноября не 1567, а 1568 года. Причем это зверское убийство состоялось всего через 2 дня (!) после его смелого выступления на суде.
Погребен святитель был в Москве, при церкви Николы Мокрого, двумя приехавшими из Казанской епархии архимандритами — свияжскими Ирадионом и казанским Иеремией (из Спасо-Преображенского монастыря).
Нетленные мощи неожиданно были обретены при перестройке храма. Братия Свияжского монастыря ходатайствовала и добилась их перенесения в свою обитель. 25 сентября 1592 г. мощи были встречены на дороге в Свияжск митрополитом Казанским св. Гермогеном и торжественно внесены в Успенский монастырский собор. По особому Божьему промыслу, произошло удивительное совпадение: то был не просто день памяти преп. Сергия Радонежского, а ровно 200-летняя годовщина его земной кончины. С тех пор в церковном календаре 25 сентября — это одновременно день свт. Германа (один из 4 в году дней его памяти) и св. Сергия.
Монастырь стал своеобразным ковчегом мощей святителя. Св. Герман, при жизни сделавший все для процветания монастыря, теперь и после земной кончины помогал ему.
От мощей начались многочисленные исцеления. Среди исцелившихся в XVII в. был и сам казанский митрополит Лаврентий. Позже он составил службу святителю, в которой есть примечательные слова (тропарь 5-й песни): «Мы бо и сами чудодействующа тя видехом и от болезни в часе времянне пременихомся» (т. е. «за час выздоровел»).
6 октября 1695 г. мощи были освидетельствованы митрополитом Маркеллом по распоряжению Патриарха Адриана и переложены в новую липовую раку, обложенную серебром. Подобные освидетельствования обычно проводятся перед всероссийским прославлением того или иного местночтимого святого. И действительно — век спустя после местного прославления (1592 г.), началось уже общероссийское чествование великого святителя.
Как раз в это время и начался период наивысшего расцвета Свияжской Успенской обители (до 60-х гг. XVIII вв.). Всего 19 лет после освидетельствования мощи свт. Германа находились в алтаре, а 23 июля 1714 г. самим митрополитом Казанским Тихоном перенесены к левому столпу Успенского собора для удобства богомольцев (там они размещены и сейчас). Этот факт говорит о том, какой большой поток паломников хлынул в монастырь. Все, кто путешествовал по Волге, не могли не заезжать сюда. В числе богомольцев была и Екатерина II во время своего плавания на галере «Тверь» в 1767 г. Проплыть мимо Свияжска и не поклониться мощам свт. Германа было немыслимо для православного человека.
Присылки частиц мощей добивались разные города и обители. Одна частица была с благословением послана в Симбирск, две — в Казань (в Благовещенский кафедральный собор и в Иоанно-Предтеченский монастырь, также основанный свт. Германом), одна — во Введенский собор Чебоксар. Наконец, почти перед самой революцией, в 1905 г., образ с частицей мощей (родовая икона купцов Зобниных) был передан в древний Старицкий монастырь, на родину святителя, и встречен там при многотысячном стечении богомольцев.
3 службы было составлено свт. Герману в XVII — XIX вв. Причем авторы всех трех — архиереи. Первую, как уже говорилось, составил митрополит Лаврентий, вторую — митрополит Тихон (1714 г.), третью — настоятель монастыря архиепископ Евлампий (1860 г.).
Почти все святыни Свияжского Успенского монастыря так или иначе были связаны со святителем Германом. Это не только его рака.
Второй по значимости святыней была чудотворная икона свт. Германа с частицей его мощей. Она была писана при митрополите Тихоне (рубеж XVII — XVIII вв.) на кипарисовой доске всего 7 на 6 вершков, а в 1710 г. вложена в медный посеребренный ковчег. Эту икону не раз возили по городам и уездам Казанской губернии (иногда такие поездки с ней продолжались до года). Ее принимали в разных домах, веря в целительную силу Чудотворца. В Казанской епархии было всего несколько икон, которые так часто носили с долгими крестными ходами и возили «к болящим». Это — Казанская, Седмиозерная, Раифская иконы Божией Матери и еще 2–3 образа угодников Божиих.
Кроме того, сохранялась крошечная келья свт. Германа под колокольней. Она больше всего напоминала келью св. Гурия при казанском Благовещенском соборе.
Келья свт. Германа также являлась объектом паломничества. В ней иногда происходили чудеса. Даже в 1928 г. во времена размещения в монастыре концлагеря, из нее доносилось ангельское пение, чему было немало свидетелей. Из вещей же, оставшихся от святителя, сохранялись вплоть до самой революции:
— 2 освященных им антиминса — в ризнице Свияжского монастыря.
— Панагия — с изображением Рождества Христова и наперсный архимандричий крест с изображением св. Николая на оборотной стороне.
— Фелонь с оплечьем.
— Митра, в которой святитель был погребен.
— Копие, сделанное святителем.
— Рипиды, сделанные им же.
— Посох, выточенный им же.
Наконец, почти в каждом древнем монастыре имелся святой источник: ключ или кладезь. Среди самых знаменитых источников Казанской епархии можно отметить и колодец свт. Германа в Свияжске. К сожалению, последний до наших дней не сохранился, хотя еще несколько лет назад на его месте можно было увидеть огромную полузасыпанную воронку. Любой святой источник являлся и является неотъемлемой частью программы паломничества по той или иной обители и неотъемлемой частью его запоминающегося облика. Это — исключительно важный пункт любого богомолья. И, как видно, даже он в Свияжском Успенском монастыре был непосредственно связан с памятью свт. Германа. Ведь именно Святитель, согласно преданию, собственноручно выкопал этот колодец, от воды которого позже было зафиксировано немало исцелений. В Свияжске, находившемся на высоком холме, не могло быть таких самотекущих источников, как например, в Троице-Сергиевой лавре или в окрестностях Дивеевской обители, зато был глубочайший кладезь — наподобие кладезя св. Феодосия в Киево-Печерской лавре, также стоящей на большой возвышенности. По сохранившимся дореволюционным описаниям, глубина германовского колодца составляла 14 саженей — около 30 м. В 1902 г. над ним была построена часовня, крытая железом и расписанная священными изображениями.

в) Уникальное положение и статус монастыря до революции

Свияжский Успенский монастырь с самого своего основания в 1555 г. приобрел совершенно особое значение в масштабах Среднего Поволжья, да и России в целом. Статус настоятеля этого главного миссионерского монастыря новой земли был закреплен присвоением ему сана архимандрита — весьма редкого в то время в России, в отличие от последующего времени. Это было явление исключительное: настоятель только что основанного монастыря сразу получил архимандричий сан! Даже величайший Троице-Сергиев монастырь, будущая лавра, управлялся целых 2 века (до 1561 г.) лишь игуменом. Настоятель же Свияжского Успенского получил сан архимандрита на 6 лет раньше Лавры, хотя его обитель была основана на 2 века позже.
45 монастырей было основано в огромной Казанской епархии. Но на протяжении нескольких десятилетий настоятели лишь 2-х из них носили сан архимандритов: вторым был Спасо-Преображенский в Казанском Кремле. Свт. Герман и свт. Варсонофий, соответственно, были их первыми архимандритами.
Стоит еще добавить о статусе настоятелей Свияжского Успенского монастыря. Свияжский архимандрит Сергий седьмым из всех русских архимандритов «приложил руку» к соборной грамоте об избрании царем Бориса Годунова (всего на соборе в 1598 г. было 100 человек из духовенства, в том числе 22 архимандрита). Позже архимандрит Корнилий на знаменитом соборе в 1613 г. четвертым из архимандритов «приложил руку» к грамоте об избрании на царство Михаила Романова. Еще позже, по «Лествице властем» Патриарха Иосифа I (1634 — 1640 гг.), за Свияжским архимандритом было закреплено 7-е место по России. Соответственно, таким был и статус монастыря.
Как известно, монастыри играли исключительно важную роль и в экономической жизни XVI–XVII веков. Свияжский Успенский монастырь был, по местным меркам, хозяйственным гигантом. С первых же лет существования для выполнения своей важной миссионерской роли он стал получать огромное по тем временам жалованье: если святителю Гурию на всю Казанскую епархию выделялось около 1000 р. в год, то один этот монастырь получал из казны 500 р. в год, не считая еще 100 р. дополнительно на братию (63 человека в 1568 г.). Опись 1614 г. свидетельствует о наличии ценнейшей утвари, в основном на царские пожертвования — и это в период, когда после Смуты большинство других русских монастырей стояли разоренными или обнищавшими.
Через царские и частные пожертвования, обитель стала и вотчинником-гигантом. Из 4 тысяч дворов, принадлежащих всем монастырям епархии в 1710 г., она владела 1265 дворами (то есть почти одной третью). Земли она имела 8080 четвертей в поле (это более 12000 десятин — 130 кв. километров) и получала только с них (не считая других источников дохода) 1379 рублей в год. Крестьян во владении монастыря накануне реформы 1764 г. было 7247 мужских душ. Из 14424 душ во владении всех монастырей епархии это составляло ровно половину. Получается, владения одной Свияжской обители были равны владениям 44-х остальных вместе взятых. Свияжский Успенский монастырь по числу душ вообще был 18-м в России и 15-м, если считать только мужские монастыри.
В экономическом плане, потери именно этого монастыря от секуляризации 1764 г. были особенно огромными, как ни у одного другого в Среднем Поволжье. Кто больше имеет, тот больше и теряет. Все же, причисленный в результате штатного деления в I классу, он вошел в число 20 подобных же по всей России, то есть практически сохранил свой статус входящего в первую двадцатку в стране по богатству и знаменитости.
И если почитание любого монастыря определялось, пожалуй, тремя факторами — древностью, впечатляющим убранством храмов и наличием мощей святых-то все это сполна имелось у Свияжского Успенского монастыря.

г) Архитектурный ансамбль монастыря

Успенский монастырь — уникальный архитектурный комплекс общероссийского и даже мирового значения.
Из примерно тысячи православных обителей России — а именно столько их насчитывалось к моменту революции, — лишь несколько десятков сохранили к тому времени более или менее целостные древние ансамбли, то есть сформировавшиеся в допетровскую эпоху. Еще меньше было таких, облик которых в основе своей сложился до XVII века. Например, подавляющее большинство монастырей и храмов «Золотого кольца» — именно XVII века постройки, а не старше. Даже великая Киево-Печерская лавра XI века — «Матерь обителей русских», — и та в нынешнем своем виде сформировалась в основном в XVII — XVIII веках. И, наконец, еще того меньше монастырей, древние ансамбли которых не только сохранились без больших изменений до начала XX века, но и пережили революцию и донесли свои великолепные архитектурные ансамбли до наших дней. В основном, что интересно, это обители русского Севера, новгородско-псковской земли. И только один-единственный такой монастырь сохранился во всем Среднем и Нижнем Поволжье — Свияжский Успенский, который словно занесен за сотни километров рукой Божией из все той же псковско-новгородской земли. Поистине, это уникальный пример для огромного региона — и один из нескольких подобных по всей России.
Свияжскому Успенскому монастырю в этом отношении очень повезло. Он не только был основан в XVI веке, но сохранил облик XVI века — по виду он на век древнее тех великих монастырей Верхней Волги, откуда православие сюда было принесено.
Уникален сам факт постройки здесь собора сразу же в момент основания монастыря! Обычно даже самые знаменитые и богатые монастыри России первые десятилетия своей истории стояли деревянные. Например, Зилантов монастырь, основанный одновременно со Свияжским, Ў века был полностью деревянным, и лишь в 1625 г. в нем освятили первый каменный храм (кстати, тоже Успенский). Да что говорить: святая святых Русской Православной Церкви — великая Троице-Сергиева лавра, основанная примерно на рубеже 30–40 гг. XIV века, получила первый каменный собор лишь в 1422 г. — почти через век после основания и через 30 лет после земной кончины святого основателя. Здесь же, в Свияжске, оба главных каменных храма были построены еще в период земной жизни свт. Германа. Он не только построил Успенский собор (в котором позже оказались его мощи), но и, несомненно, последние 3 года настоятельства (1561 — 1564 гг.) сам служил в нем Божественную Литургию. Он не только построил Никольский храм, но и сам жил в крохотной келье при нем. Своеобразная «летопись архитектуры» монастыря дополняет его летопись историческую.
Каменный цветок расцвел среди деревянного града — вот чем стал Успенский собор для Свияжска. Еще не закончились волнения местного татарского, мордовского, чувашского, марийского населения, но каменное строительство, как каменная скрижаль, лучше всяких слов свидетельствовало всем: православие пришло сюда не просто «всерьез и надолго», а раз и навсегда. Такие внушительные соборы столичных пропорций ставят всегда лишь как знамение победы и знак уверенности в будущем. И идейный смысл постройки этого собора был, думается, ясен и очевиден тогда всем. Раньше в народном языке большой белокаменный собор иногда именовали — «царь». Так вот, «царь» пришел в Среднее Поволжье, в самое сердце бывшего Казанского ханства! И Царица Небесная пришла — через Свой светлый праздник Успения, в Своей, Богородичной, обители.

Такова историческая роль постройки Успенского монастырского собора.
Собственно же его архитектурная роль также уникальна. Строился храм в формах псковско-новгородского стиля и псковскими мастерами во главе с Постником Яковлевым и Иваном Ширяем, которых считают также авторами проектов Благовещенского собора Казани и Покровского собора Москвы. Это самый южный на Руси памятник псковско-новгородского стиля. И практически самый поздний по времени (наряду с Благовещенским собором Казани). Форма и структура его сохранившихся ниш поразительно напоминают церковь Спаса на Ильине (1374 г.) — один из величайших храмов Новгорода, памятник архитектуры мирового значения. Можно сказать, что почти 2 века на свияжской Круглой горе стояла буквально копия храма Спаса на Ильине, причем копия сильно увеличенная.
Так продолжалось до XVIII века, когда под влиянием модного тогда течения «украинского барокко» собор существенно вырос в высоту, «прорвав» былую кровлю 12-ю острыми кокошниками, а барабан возвысив за счет нового кувшинообразного купола.
Особенно красив собор со стороны алтаря. Его трем великолепным полукруглым апсидам, опять-таки, мог бы позавидовать любой древнейший храм Новгорода или Пскова. Сочетание мощных каменных полукругов, типичной псковско-новгородской резьбы на них (поясков из мелких объемных треугольников) с празднично-легкими наличниками рубежа XVII — XVIII вв. создает не эклектику, а удивительную гармонию строгости и нарядности. Из-за них сам храм кажется более кружевным и воздушным. Крылато нависают ярусы кровель: I — над апсидами, II — над основным объемом и III — между барабаном и куполом. Из-за этого древний храм со стороны алтаря кажется ступенчатым и как бы летящим.
Нарядный и таинственный вид придает церкви и открытая галерея-гульбище с южной и северной сторон. В древний допетровский период русского зодчества традиция обносить храмы галереями была очень распространена. Огромное крыльцо 1857 года разорвало дугу галереи. Теперь она уже — не буква «П», как у большинства других подобных храмов, а две параллельные линии по сторонам собора.
Но все равно обе галереи очень живописны. Они словно хранят собой какую-то древнюю атмосферу. Напоминают о современном им Лобном месте Красной площади, откуда цари и Патриархи обращались к народу. Белые столпы, в виде огромных катушек, стоят по бокам лестниц, ведущих на галереи. Да и сам парапет галереи украшен с наружной стороны множеством полуколонн-катушек. Незамысловатая каменная резьба производит впечатление чего-то очень ажурного и прекрасного. Поистине это дорогое окаймление собора — как большой жемчужины.
Думаем, не ошибемся, если скажем, что все лучшее в зодчестве России XVI — XVIII веков своеобразными слоями и напластованиями стихийно соединились в облике этого необычайного храма-памятника свт. Герману.
Но еще уникальнее в масштабах России — фрески внутри собора. Об их значении нам остается лишь повторить слова Веры Немтиновой — автора одной из лучших работ на эту тему, выпущенных в последние годы (всего же публикаций об этих фресках за век их изучения вышли десятки, если не сотни).
«Стенопись Успенского собора в Свияжске — единственный дошедший до нашего времени ансамбль фресок эпохи Ивана Грозного. Роспись датируется ориентировочно 1561 годом. Автор фресок неизвестен. Одна из гипотез — предположение о работе в соборе художников-монументалистов, присланных митрополитом Макарием, либо рекомендованных царицей Анастасией. Но из-за плохой сохранности памятников XVI века сложно найти аналогии фрескам Успенского собора, что ставит это оригинальное творение в ряд раритетов древнерусского искусства».
О «раритетности» этих фресок стоит добавить еще больше. Дело в том, что для комплекса стенописи всегда имеет значение не только время его создания, но и, в первую очередь, название храма: то есть какому святому или какому празднику он посвящен. От этого более чем наполовину зависят сюжеты фресок и все их размещение.
Из древних монастырских соборов России известны в основном Успенские и Троицкие — два наиболее распространенных типа названий. Первая традиция шла от Киево-Печерской лавры, вторая — от Троице-Сергиевой. Но фресковый сюжет храма, посвященного Успению, т. е. традиции изображения именно этого сюжета и именно в XVI веке, мы знаем в полной мере только на 1 примере во всей России. Остальные примеры «успенских фресок» в основном значительно более поздние.
И не только в сюжете Успения Богородицы дело. Вообще XVI век настолько мало представлен в плане церковной живописи, что не только сейчас остается «в тени» для искусствоведов, но и в XIX столетии пугал своей кажущейся «неканоничностью сюжетов и отсутствием богословской мысли». Пугал даже некоторых архиереев, привыкших к европеизированной живописи. Сам настоятель Свияжского Успенского монастыря (в 1856 — 1862 гг.) архиепископ Евлампий даже предлагал переписать свияжские соборные фрески и 27 апреля 1859 г. обратился по этому поводу с прошением к Синоду. Но уже в ответе Святейшего Синода 10 февраля 1861 года было впервые в истории отмечено особое значение этих древних фресок, их полное соответствие канонам, а владыке Евлампию запрещено их искажать.
Отдельные сюжеты, вызывавшие особые дискуссии, можно затронуть именно как иллюстрацию уникальности и неповторимости свияжской соборной стенописи. Это несколько фрагментов того сплошного «ковра» росписей, что покрывал и покрывает весь храм и по сводам, и по стенам, и по квадратным столпам. Общая площадь всех росписей — 1080 кв. метров.
Особые споры о каноничности вызывал в XIX веке сюжет «Отечество» в соборном куполе. Это тип Новозаветной Троицы. «Неканоничным» казалось в XIX веке изображение Духа Святого в виде голубя на руках Сына. Между тем исторически, имея глубокую традицию в древнерусской живописи (как минимум от новгородских фресок XV века) этот тип изображения вполне завоевал себе право на существование.
По подсчетам, приводимым В.Немтиновой, свияжская композиция «Отечества» — четвертая по времени подобная композиция в России. Айналов даже считал эту композицию в исполнении неизвестных свияжских мастеров «непревзойденным произведением стенописи XVI века».
Другой, еще более необычный тип Новозаветной Троицы — над юго-западным столпом: «сидящий на престоле Саваоф, который придерживает Распятие с изображением Спаса в образе нагого Ангела, облаченного в херувимские крыла». Распятый Христос вместо Эммануила в типе «Отечества» — редчайшее для русской церковной живописи изображение.
Третий необычный пример размещения — Успение Божией Матери в алтаре, над горним местом. Здесь всегда изображается Христос Вседержитель на престоле. Но храмовая икона Успенского собора была спроецирована мастерами на огромную стену алтаря.
«Шествие праведных в рай» по композиции чрезвычайно похоже на аналогичный сюжет Андрея Рублева в Успенском соборе Владимира (фрески 1408 г.) — абсолютный шедевр древнерусской живописи. Но рублевская фреска размещена на западной стене, свияжская же — ровно наоборот, в алтаре. С последней связано еще и предположение, что там «написаны изображения Иоанна Грозного и Макария Митрополита, — именно они замыкают шествие праведников». Если предположение верно, то это «единственное дошедшее до наших дней в монументальной живописи изображение молодого Иоанна Грозного».
Много необычного и таинственного открывает нам мир священных фресок, оставаясь при этом в рамках церковных канонов. Но самым «раритетным» из всего и апокрифичным по происхождению является изображение святого Христофора с лошадиной головой на северо-западном столпе. Оно наиболее обращает на себя внимание и специалистов, и обывателей, оно — тот единственный ни на что не похожий бутон в цветнике фресок, о котором говорят все и уж точно не забывает никто из тех, кто видел.
Одна апокрифическая версия странного присутствия лошадиной (а в других иконографических вариантах древности — песьей) головы святого: он якобы выходец из мифической страны антропофагов, где все люди такие. Как известно, еще со времен, как минимум, Геродота (5 век до Р.Х.) повелось про дальние, неизвестные земли писать небылицы. Так было в античности. Народная же молва сохранила подобные сказания еще дольше. Другая, облагороженная версия: просьба к Богу самого юноши Христофора дать ему скотскую внешность, чтобы постоянные взгляды женщин на его прежде необычную красоту не мешали его сосредоточенно-молитвенной, аскетичной жизни.
Обе версии, разумеется, апокрифичны, и, начиная c XVIII в., Церковь усиленно с ними боролась: все подобные изображения св. мученика Христофора уничтожались или переписывались, и потому «вероятно, ныне это единственная уцелевшая фреска такого рода».
***
Таков главный храм монастыря…
Главный, но не единственный. О Никольском храме 1556 г. мы уже упоминали. Он использовался как монастырская трапезная церковь, внутри был похож на Грановитую палату Москвы, а снаружи… снаружи над его восточным фасадом возвышается великолепная 43-метровая колокольня — чуть младше самой церкви, но тоже XVI века. Колокольня уцелела. Жалко, что в самом храме (ныне действующем) почти не сохранилось фресок XVI века.
Уцелели фрагментами фрески в Святых вратах монастыря. А вот храм, стоявший над самими вратами, был в советское время варварски разрушен. Его построили в честь Вознесения Христова на рубеже XVII—XVIII вв. Только нижний ярус с вратами и сохранился.
От того же рубежа XVII–XVIII веков до нас «дожили» три корпуса. В двух в разное время размещались настоятели, в третьем, самом большом (3 этажа, более 70 м длины) — вся братия. Храм во имя свт. Германа находился в восточной части этого большого корпуса, но от него сейчас остались лишь одни стены.
Так, в обители к XIX веку было 4 храма. 2 самых древних из них сохранились…
Осталась и ограда, почти километр длиной, опоясавшая великий монастырь в XVIII—XIX вв. и придавшая ему вид настоящего белокаменного кремля: кое-где даже с бойницами и зубцами.

д) Судьба монастыря с 1917 г. до наших дней.

В 1917–18 гг., в самые страшные годы, настоятелем Свияжского Успенского монастыря был епископ Амвросий (Гудко). Он оказался одной из первых жертв красного террора среди священства и монашества нашей епархии. Расправа над ним совершилась 9 августа 1918 г. (н.ст.), на третий день после отступления красных из Казани. В панике и остервенении, готовые выместить злобу за это поражение на ком угодно, большевистские комиссары без суда приговорили владыку к смерти. По воспоминаниям некоторых случайных свидетелей, труп его видели с вывернутыми руками, а в спине была рана от штыка. Перед убийством мученика подвергли истязанию, о котором стало известно далеко за пределами нашей епархии: «… в Свияжске епископа Амвросия привязали к хвосту бешеной лошади», — вспоминает герой повести В.Никифорова-Волгина «Дорожный посох».
В наше время священномученик Амвросий Свияжский причислен к лику святых Русской Православной Церкви. Икона его установлена в Успенском соборе у правого столпа… мощи свт. Германа — у левого.
Много еще происходило тогда расстрелов и расправ. Свияжск был буквально утоплен в крови. Два знаменитых всероссийских палача — Троцкий и Лацис, — лично руководили здесь массовыми расправами в августе 1918-го, ибо Свияжску «посчастливилось» тогда стать местом пребывания штаба Восточного фронта Советской республики. Многие места захоронений ныне сокрыты водами Куйбышевского водохранилища. Неизвестно и место упокоения священномученика Амвросия. Но у самых ворот монастыря установлен памятник над братской могилой, где захоронены те останки, что удалось обнаружить — тела 95 безымянных жертв красного террора. «Упокой, Господи, души невинноубиенных рабов Твоих».
Во время кампании по изъятию церковных ценностей и «разоблачению поповских обманов», вскрытию и поруганию подверглись мощи св. Германа. По рассказам сторожилов Свияжска, при первой попытке властей увезти раку в Казань, вдруг при совершенно ясном небе ударил гром, в воздухе потемнело, пронесся страшный вихрь, ломавший деревья и кое-где сорвавший крыши… толпа собравшихся в панике разбежалась по домам: бежали, бросив раку даже те, кто должны были ее увезти.
Со второй попытки, мощи все-таки увезли…
До этого из уст в уста в народе передавалось предсказание, что когда вскроют мощи святого Германа, Свияжск ждет большое бедствие. Так и случилось. Будто душа отлетела от города, ангел-хранитель от него отвернулся. Даже не в вихре дело… В запустение пришел древнейший русский город Среднего Поволжья, разъехались люди, опустели дома и церкви. Концлагерь, а затем и психиатрическая больница — вот чем на долгие годы стал великий Успенский монастырь. Вместо 2 с лишним тысяч жителей до революции, сейчас в «деревне» на острове живет — вернее, с трудом выживает, — менее 200 человек.
Вид заброшенного Свияжска в послевоенные годы замечательно передал писатель Василий Аксенов, сам повидавший его в детские годы:
«Иначе как на лодках в Свияжск было не добраться…
Издали казалось, что подгребаешь ко граду Китежу. Многочисленные маковки церквей и колокольные башни создавали устремленный вверх средневековый силуэт. Высадившись, однако, мы увидели, что купола сквозят прорехами, колокольни полуразрушены, кресты погнуты и поломаны, а город вымер: остатки булыжной мостовой заросли высоченным чертополохом, безмолвны покосившиеся дома с выбитыми стеклами и пусты дворы, ни кошек, ни собак, ни домашней птицы. Как будто тут чума прошла…» (В.Аксенов «Свияжск»).
Да, она прошла. Но теперь-то наконец мы можем сказать, что прошла — и в смысле, кончилась. Бог не попускает искушений сверх меры. По молитвам мучеников и невинноубиенных, монастырь возродился. Мощи свт. Германа вернулись в него — та их часть, которая уцелела. Может быть, пророчество исполнится и в обратном смысле: Свияжск пришел в запустение, когда Святой покинул его… Свияжск возродится после того, как Святой в него вернулся?
Монастырь действует с 1997 года. Еще за три года до этого психиатрическая больница была выведена из его стен, оставив после себя запустение, разруху, горы брошенных медицинских бумаг — памятников человеческого несчастья и душевного страдания… К настоящему времени полностью отреставрированы два корпуса из трех; в третьем начались восстановительные работы. Регулярные, ежедневные службы идут в древнейшем Успенском храме: отрадно слышать пение молитв под этими многовековыми сводами, видевшими еще св. Германа. Храм пока не отапливается, и зимой службы переносятся в отреставрированный Никольский храм под колокольней. Сама колокольня вновь оглашает остров и все окрестности благовестом. И может быть, этот святой перезвон — самый обыденный, но одновременно и самый яркий символ того, что Свияжск мало-помалу оживает: душа в него вернулась.

Адрес Свияжского Успенского монастыря: 422500, РТ, Зеленодольский р-н, о. Свияжск. Проезд: от речного вокзала Казани до прист. «Свияжск» (ни в коем случае не путайте с ж/д станцией «Свияжск», она не имеет с островом никакой связи).

Свияжский Иоанно-Предтеченский монастырь
(ныне — подворье Свияжского Успенского монастыря)
Свияжск был великим центром не только мужского, но и женского монашества. Иоанно-Предтеченский — второй по величине женский монастырь нашей епархии к рубежу XIX—XX вв. (до 400 насельниц к 1900 году). Первым был, конечно, Казанский Богородицкий (ок. 500 насельниц).
Точная дата основания Иоанно-Предтеченской обители сокрыта от нас: пожар 1795 года истребил все ее старинные документы, в которых можно было бы найти ответ. Предположительно, первая женская община при приходской Рождественской церкви Свияжска, близ главной площади, возникла где-то в конце XVI века. Название Иоанно-Предтеченской утвердилось за ней, вероятно, не с самого начала, а после постройки одноименного храма (в камне он возведен только в начале XVIII века). Монастырь в XVIII в. был практически безземельным и очень бедным, но совсем не маленьким — в нем подвизалось до 100 насельниц. Просто почти все они были крестьянского происхождения, и потому никаких богатых пожертвований в обитель не поступало. Все кельи и ограда были деревянными, что и погубило монастырь в 1795 году: тогда в неожиданно начавшемся пожаре Свияжска сгорело около 140 домов обывателей, а Иоанно-Предтеченская обитель выгорела полностью.
При возрождении обитель была перенесена на новое место, где она находится и поныне. С 1795 г. для нее началась совершенно новая эпоха. И это была эпоха расцвета.
Дело в том, что буквально в сотне метров от женской обители находился древнейший в нашем краю Троице-Сергиев мужской монастырь (приписной к Троице-Сергиевой лавре), основанный одновременно с градом Свияжском, в мае 1551 г. Он был богат и владел несколькими десятками верст лесов, лугов и пашен вдоль правобережья Волги, с известными селами, деревнями и починками — в т. ч. Верхним Услоном, Печищами, Морквашами.
В начале XVII века в нем несколько лет настоятельствовал знаменитый Авраамий Палицын, будущий келарь Троице-Сергиевой лавры, автор знаменитого «Сказания о Смутном времени Московского государства». Вообще, Троицкий монастырь был хорошо известен как в Казанской епархии, так и за ее пределами. Но он, как мы уже говорили, был приписным, а все приписные монастыри упразднялись по реформе 1764 г. И вот, «мать всех обителей Земли Казанской» была обращена в простую приходскую церковь… Так продолжалось 30 лет, пока сгоревший Иоанно-Предтеченский монастырь не перенесли на место упраздненного Троицкого. Два монастыря слились, и все добротные древние здания бывшей мужской обители положили начало великолепному ансамблю перенесенной женской. А щедрые пожертвования сделали эту новую-старую обитель одной из самых процветающих в епархии на протяжении целого века: примерно с 1820-х годов до революции. Пожар словно пробудил состоятельных людей от какой-то духовной спячки: многие вдруг поняли, насколько их помощь нужна погорельцам. И по промыслу Божьему, щедрый поток пожертвований не прекращался, а только рос — даже тогда, когда пожар уже забылся.
Масштабное строительство начиная с 20-х гг. XIX века привело к возникновению целого городка добротных двухэтажных корпусов — самых крупных из всех домов, что сохранились сейчас на острове Свияжск (кроме Большого корпуса в Успенском монастыре).
Целиком кирпичные, либо кирпично-деревянные, в стиле провинциального классицизма, они стоят и поныне. Обитель постоянно расширяла свою территорию — параллельно росту числа монахинь и послушниц, — и к концу XIX века заняла площадь ок. 2,5 га, что примерно вдвое больше площади бывшего Троице-Сергиева монастыря. Древние храмы остались в восточной части комплекса, а хозяйственные и жилые помещения в основном разрослись к западу и юго-западу от них. В плане монастырь стал напоминать корабль, обращенный носом на запад — почти вплотную упершийся в хозяйственный двор соседнего Успенского монастыря. А южный «борт» корабля навис над крутым обрывом над Свиягой. Именно со Свияги ансамбль обители выглядит особенно живописно. Впрочем, он очень красив с любой стороны.
Ансамбль Иоанно-Предтеченского монастыря особенно интересен своей сохранностью. В отличие от соседнего Успенского, он хоть и пережил такое же запустение, но не лишился ни одного храма, ни одного корпуса. Да, все интерьеры были страшно изуродованы в советское время, но внешний вид уникального ансамбля XVI — начала XX вв. остался практически таким же, каким был.
Три храма разных эпох составляют гордость Иоанно-Предтеченского монастыря. Да и всего Свияжска и всей Земли Казанской…
Троицкая деревянная церковь — или Троицкий собор, как она официально именовалась, — дошла до нас с 1551 года. Это единственный уцелевший памятник деревянного града, заложенного еще князем Серебряным, и одна из самых древних деревянных церквей России. Она на 163 года старше знаменитой Преображенской церкви в Кижах. Но что касается позднейших искажений ее облика (в основном в XIX в.), то ей повезло куда меньше, чем Кижскому деревянному погосту. Весь верх ее — первоначально шатровый, — был заменен плоской железной кровлей с железным же куполом. Когда-то вся устремленная к небу — подобно знаменитой деревянной шатровой церкви в Кондопоге, — она словно бы «приземлилась» и стала раза в полтора ниже, чем была… Когда-то ее высота, судя по сохранившимся старинным рисункам, не уступала ее длине — а длина составляла 10 саженей (21,3 м). Другое искажение состоит в том, что бревенчатый срубный храм полностью покрыли тесом и покрасили краской: то серой, то зеленой, то голубой становилась эта церковь в разные годы, по мере того, как очередная краска тускнела и облезала. Это «омолодило» храм сразу века на три.
Впрочем, кижские церкви в XIX веке тоже были обиты тесом. При реставрации тесовое покрытие сняли. Возможно, и свияжскому храму когда-то будет возвращен первоначальный облик.
В интерьере церкви сохранился — правда, в сильно ободранном виде, почти совсем без икон и без многих деталей резьбы, — иконостас XVII века, предположительно перенесенный из упраздненного тогда же маленького Вячеславского монастыря Свияжска. Все иконы праздничного чина, представляющие особую ценность, перевезены в Музей изобразительных искусств Казани, где находятся и поныне.
Второй храм, также дошедший от эпохи Троице-Сергиева монастыря, посвящен преп. Сергию Радонежскому. Это белокаменная церковь, сложенная из массивных известняковых блоков, была освящена 25 сентября 1604 г., как свидетельствует надпись на закладном камне. Успели освятить к празднику — к «Сергиеву дню» осеннему. А если бы не успели?.. Перед нами последний на Руси храм эпохи «до Смутного времени». Борис Годунов, о царствовании которого почтительно упоминается в той же надписи, скончался при загадочных обстоятельствах (был отравлен?) полгода спустя. Началось время сменявших друг друга самозванцев и лишь 8 лет спустя тот же преп. Сергий, трижды явившись во сне Кузьме Минину, повелел собирать спасительное Ополчение. Окрестности Свияжска, со всеми монастырскими владениями, сильно пострадали от грабежей Смутного времени — и неизвестно, удалось бы довести до конца строительство церкви, если бы не успели до осени 1604 г.: последнего мирного года перед бурей…
Сергиевский храм очень прост по архитектуре. Его внешние стены практически не имеют украшений — ровная белая гладь, прорезанная глубокими нишами окон. Самая высокая часть приземистого и длинного храма — юго-восточная. Над ней и возвышается ярко-зеленый купол. По диагонали — в северо-западном углу, — надстроенная чуть позже маленькая колокольня. Внешнего алтарного выступа у храма нет, что очень необычно: вместо традиционных апсид — та же прямая стена, что и с любой другой стороны. На самом деле алтарь помещается под упомянутым куполом.
В средней части храма когда-то была братская трапезная. Там стоит столп посреди зала, как в московской Грановитой палате или в Никольской трапезной церкви соседнего Успенского монастыря.
При переезде женской Иоанно-Предтеченской обители в эти стены, в северной части зала был устроен придел во имя Иоанна Предтечи. Редкий случай, когда в каком-либо монастыре нет храма, одноименного самому монастырю, а есть лишь маленький придел. Замечательные по резьбе Царские врата этого придела сейчас также находятся в Музее изобразительных искусств Казани.
Когда-то все главные святыни обители находились именно в Сергиевской церкви. Сюда стекались по праздникам богомольцы к храмовой чудотворной иконе преп. Сергия, привезенной в свое время из Лавры — как благословение богоспасаемому граду Свияжску и всей новоприсоединенной Земле Казанской. Это была одна из двух великих святынь Свияжска — наравне с мощами свт. Германа. Сейчас образ хранится в церкви Ярославских Чудотворцев в Казани.
В Сергиевском же храме пребывал и вершковый образ [1 вершок = 4,45 см] свт. Николая, вырезанный из черного камня. Его нашла в начале XIX века… монастырская корова: принесла его откуда-то с окрестных лугов вместе с комком грязи на копыте. Образ, по исследованиям историков той эпохи, оказался гораздо древнее, чем сам град Свияжск. Его отнесли предположительно к XII веку — ко времени до монгольского нашествия. Это самая древняя из известных в нашем краю православных икон.
Возможно, она принадлежала какому-то русскому купцу, торговавшему в Булгарии. Сестры монастыря благоговейно вложили образ в центр специально сооруженного серебряного креста-мощевика и тоже установили для поклонения в Сергиевской церкви.
Были здесь и другие кресты с частицами мощей многих великих святых. Как и положено, все они хранились в алтаре.
А вот во имя еще одной чудотворной иконы — Божией Матери «Всех скорбящих Радосте» — был сооружен третий храм монастыря: огромный собор новой эпохи — 1898 — 1906 гг.
Это самое масштабное сооружение Свияжска. Размеры храма очень внушительны: 15 саженей высоты (32 м) и 18 на 13 саженей площади (38 на 28 м). Это настоящее «пасхальное яйцо» — подобное тем, что выпускала тогда фирма «Фаберже», но только увеличенное архитектором Малиновским до размеров самых значительных его храмов (даже Троицкий собор в Раифе — чуть меньше). Ярко-красный цвет кирпичных стен и мягкие округлости византийских куполов усиливают сходство. Что-то пасхальное и одновременное жертвенное («скорбященское») чувствуется в облике этой церкви — последнего свияжского храма, построенного перед кровавой революцией… подобно тому, как Сергиевский храм был построен перед самым Смутным временем.
Только в год начала войны (1914) весь собор был расписан внутри на средства московского фабриканта Сергея Симоновича Мешкова. До сих пор монументальная живопись сводов и стен поражает всех входящих в огромный, гулкий храм: кажется, Сам Господь и Его святые смотрят из необъятного пространства между четырьмя гигантскими столпами.
В храме — обилие воздуха и света из многочисленных окон на разных уровнях. Вспоминаются строки И.Шмелева про Пасху в Московском Кремле: «Никого в алтаре, тихо… голубеет от ладана, как небо, и чувствуется Господь…»
В настоящее время храм реставрируется. Восстанавливается его разрушенный в советское время иконостас и сильно пострадавшая стенная живопись. Восстанавливаются и иконостасы боковых приделов: во имя св. Анны Пророчицы и во имя преп. Серафима Саровского. Каждое из этих названий имеет свою историю…
Дело в том, что игуменья Апфия, стараниями которой и был построен этот величественный собор (она так активно собирала пожертвования, что в итоге удалось изыскать более 100 тысяч рублей) в миру носила имя Анна — в честь св. Анны Пророчицы, о которой повествует Евангелие от Луки (гл. 2). Всего несколько месяцев не дожила она до освящения храма — главного дела всей своей жизни.
А за полвека до нее дольше всех, целых 24 года, управляла монастырем игуменья Каллиста (с 1841 по 1865-й). О том, что она будет игуменьей, предсказал молодой девушке, еще и не собиравшейся в монашество, сам преп. Серафим Саровский. Описывается это в подробном житии св. Серафима так: «Пришла к нему другой раз одна девица, чтобы попросить от святого старца наставление: как ей спасти свою душу? Но не успела она еще и уста открыть, как о. Серафим начал уже сам говорить ей:
— Много-то не смущайся: живи так, как живешь. А в большем Сам Бог тебя научит.
Потом, поклонившись ей до земли, сказал:
— Только об одном прошу тебя: пожалуйста, во все распоряжения входи сама и суди справедливо. Этим и спасешься.
Девушка никогда не думала о монашестве, не могла и понять, о каком распоряжении предсказывал ей старец, поклонившись до земли. А он, прозрев эти тайные мысли ее, прибавил:
— Когда придет это время, тогда вспомните меня.
Собеседница спросила: не приведет ли Бог ей еще свидеться с батюшкой?
— Нет, — ответил он, — мы уже прощаемся навсегда, а потому прошу не забывать меня в своих святых молитвах.
Девушка в свою очередь попросила молиться за нее.
— Я буду молиться. А ты теперь гряди с миром: на тебя уже сильно ропщут.
Действительно, в монастырской гостинице спутницы встретили ее с сильным ропотом за замедление у батюшки. Впоследствии она приняла монашество с именем Каллисты и была игуменьей в Свияжском монастыре Казанской губернии: ей-то и поклонился в ноги батюшка и, как уже игуменье, сказал на «вы»: «вспомните»; до этого же и после говорил с девушкой на «ты».
Когда, в каком именно году произошел этот знаменательный и незабываемый разговор — нигде не указано. Но мы знаем, что преподобный Серафим лишь последние 7 лет земной жизни принимал посетителей, то есть могло это быть в 1825 — 1832 гг.: предсказание было сделано, таким образом, за 10–15 лет до начала настоятельства игуменьи Каллисты.

Так необычный мостик духовной связи перекинулся к Свияжску не только от Троице-Сергиевой лавры, но и от Сарова… Память об этом жила в Иоанно-Предтеченской обители, и поэтому, как только состоялось всероссийское прославление преп. Серафима (1903), придел строящегося храма решили освятить именно в его честь. Это был один из первых в России престолов, посвященных дивному старцу.
***
А потом… потом было «время разбрасывать камни», как и везде в подобных местах. Судьба Иоанно-Предтеченской обители в советское время такова же, как судьба всего Свияжска. В 1919 г. она была закрыта. Последняя игуменья Павла сподобилась мученического венца. То же запустение, что в соседнем Успенском монастыре, воцарилось здесь почти на век — только, с одним отличием — не было здесь психиатрической больницы. Просто в крайне обветшавших корпусах жили — а вернее, выживали без всяких удобств, в нищете, — немногие оставшиеся обитатели острова. Здесь же разместилось единственное в Свияжске почтовое отделение — хоть какая-то связь с внешним миром… Все три храма формально стали принадлежать Свияжскому историко-архитектурному музею-заповеднику… что не помешало им прийти в крайнее запустение. У музея не было никаких средств на реставрацию. На высоком же, государственном, уровне Свияжск был практически забыт — нечто вроде «града Китежа»: все знали, что он есть, восторженно писали во всех путеводителях и даже умудрялись гордиться «историческим наследием», предоставив этому «наследию» тихо и медленно гибнуть и разрушаться.
Женская монашеская жизнь в Иоанно-Предтеченской обители возродилась лишь летом 2004 г. До этого некоторые помещения (в том числе отреставрированная Сергиевская церковь) использовались братией соседнего Успенского монастыря — по сути два разных монастыря стали постепенно сливаться в один: по площади огромный, как лавра. Но историческая традиция требовала возрождения того, что было — а состояла традиция в том, что именно женские молитвы почти 2 века возносились в этих храмах, именно женское монашество процветало в этой второй по величине обители епархии. И решение возродить традицию было принято владыкой Анастасием.
В настоящее время здесь проживает несколько насельниц во главе с настоятельницей м. Ефросинией, принявшей постриг в свое время еще в Раифском монастыре, но несколько лет подвизавшейся затем в русской Горненской обители в Иерусалиме.
Иоанно-Предтеченская обитель стала третьим по времени возрождения женским монастырем Казанской епархии, после Елабужского и Зилантова.