Профессиональные статьи и репортажи о Свияжске

Евгений Арсюхин
Наталия Андрианова

Опубликовано на сайте archeologia.narod.ru

Осталось у меня сильное детское впечатление от плавания по Волге годку этак в 1977: шум и гомон на палубе, я выбегаю, и вижу встающие из воды храмы и белоснежные крепостные стены… «Что это?» — спрашиваю я. «Свияжск», — отвечает кто-то. Когда уже в зрелом возрасте ехали мы с ребятами из Чебоксар в Казань на машине, и шофер сказал — «проезжаем Свияжск» — сердце запрыгало. Перед глазами встало видение из детства. Настоял — подъехали поближе.

Свияжск, как известно, на острове. Дороги прямо в него, стало быть, нет (есть железнодорожная станция «Свияжск», но — на материке). Вышли в деревне Введенская слобода, пошли к берегу Волги. Волга болотистая, грязная: как ГЭС построили, и Свияжск со всех сторон затопило, русло еще не отстоялось. Я ждал, что Свияжск откроется мне таким, как запечатлела детская память. Разочарование оказалось жестоким. А причина проста: мой тогдашний информатор перепутал Макарьевский монастырь и Свияжск. Это его, Макарьев суетный, запомнил я под именем Свияжска. На «острове Свияжске» нет, конечно, и следов старой крепости, заложенной Иваном Грозным. Есть только монастыри и храмы.

Проще всего попасть в Свияжск из Казани. Садитесь на прогулочный теплоход, который хлюпает почти три часа то расстояние, какое «ракета» проделала бы за 30 минут. Но «ракеты» в Свияжск не ходят. Потом — так же назад, сообразуясь с расписанием. Для осмотра острова достаточно 4–5 часов. А посмотреть есть что. В последнее столетие в Свияжске ничего не строили, и не построят, слава Богу. Сохранилась планировка центра старого города, и сами дома, хотя львиная доля ушла под воду. В руинах лежат, но еще достойно смотрятся монастыри и храмы. И тишина… Трудно поверить, что когда-то Свияжск был символом насилия, местом средоточия огромного числа воинов, гнездом пьянства и порока, всего того, что идет рядом с войной. Прежде, чем рассказать о памятниках — краткое изложение истории города.

Предыстория. Но начнем, пожалуй, с предыстории, с того, о чем мало кто, берясь за тему «Свияжск», вообще вспоминает. По популярной литературе кочуют два утверждения. Во-первых, иногда можно услышать, что на месте Свияжска с 13 века стояло языческое капище. Во-вторых, якобы в начале 15 века преподобный Макарий Желтоводский основал здесь монастырь. Как было на самом деле?

Иван Грозный построил свой город на высокой горе — Круглой (татарское название неизвестно) — при впадении реки Свияги в Волгу. Свияга невелика, но и не мала, и дает при встрече с Волгою на удивление обширную дельту. До постройки ГЭС Свияжск становился островом лишь в полую воду, теперь он — остров постоянно и навсегда.

Устье Свияги, как и все ее течение, входило в ядро Волжской Булгарии с момента основания государства. Свияга (по татарски Зёя йылгасы, или просто Зёя) вообще считалась у жителей Булгарии едва ли не важнейшей рекой после Волги. Река попала в фольклор, который повествует, в частности, о городе Зёя-каласы, то есть «Городе Свияге», идентифицировать который затруднительно. Татарское название означает просто «Река» (ср. Зея в Якутии; якуты родственны по языку татарам). Это — очень архаичный признак (ср. Дон, Днепр, Итиль — все эти слова в переводе тоже или «вода», или «река»), говорящий о большом значении Свияги для человека как минимум с раннего железного века. Русское название не связано с татарским, и возникло не раньше 14 века. В русских говорах «свияга» — «дикая утка». Есть версия, что «Свияга» — от глагола «свить». Русские могли так назвать реку, с которой познакомились при походах в Булгарию в середине 14 века, или потому, что на реке было много уток, или оттого, что она вьется, перевивается, течет извилисто.

Устье Свияги лежит на западном краю исконной территории Булгарии, но глубоко в пределах «тыла», поскольку границы захваченных булгарами земель в 12-м веке доходили до устья Оки, а набегами булгары достигали современной Тулы. Тем не менее. район был на удивление слабо заселен. На восток от Свияжска ближайший крупный домонгольский пункт — Казань, и то вопрос, когда Казань на самом деле появилась. На запад километрах в 20-ти — мифическое Альменьевское городище, которое упорно отождествляют с городом Керманом, хотя мы показали в свое время, что для этого нет никаких оснований. Вверх по Свияге, довольно далеко от устья — два городища: ныне уничтоженное Городищенское, очевидно, булгарский город Утка, и Луковское, феодальный замок с прилегающим селищем. На противоположном берегу Волги, низменном и неудобном — ничего. На месте самого Свияжска раскопок не велось.

Эта явная недооцененность территории может быть вызвана многими факторами. Во-первых, путеводитель по Волге за 1903 год говорит, что климат в Свияжске очень нездоровый: из-за влажности легко распространяются заразные болезни. В средние века это могло стать фатальным. Во-вторых, Владимирская Русь в 12-м столетии часто воевала с Булгарией, глубоко проникая в ее территорию. Булгары, в свою очередь, старались селиться по Каме, на восток, подальше от Руси. Недаром такой, например, пункт, как Чебоксары (западнее Свияжска) появился только в эпоху Золотой Орды.

В-третьих, здесь, скорее всего, жили булгары-язычники — предки чувашей. И Золотая Орда, и Булгария были исламскими государствами. Однако, им так и не удалось обратить в ислам всех поголовно. Чуваши — те же булгары, которые еще в 922 году, храня свою веру, откочевали из Булгара на восток. Русские их крестили, конечно, но даже до сих пор крайне поверхностно. В то же время (см. ниже) к людям Ивана Грозного после постройки Свияжска пришли именно чуваши — значит, здесь был их край. Чуваши, судя по тому, что их язык дошел в законсервированном состоянии до наших дней, были среди мусульман и христиан изгоями. Стало быть, устье Свияги из-за религиозных предрассудков оставалось «белым пятном». В этот район не проникали ни капиталы, ни воины: первым здесь нечего было делать, вторых не пускали воинственные чуваши до самой эпохи Золотой Орды. Так что психологически я готов поверить в капище, или киреметь, устроенное чувашами на Круглой горе, хотя археологических и письменных доказательств у меня нет.

Могла быть и четвертая причина пустоты устья Свияги. Обычно можно слышать, что Свияга играла колоссальное торговое значение в Золотой Орде. Действительно, Свияга течет в сторону, обратную Волге, почти параллельно ей, а в Симбирске сближается с ней даже до 2-х километров. Если вы поднимаетесь по Волге, идя против течения, имеет смысл у Симбирска волоком войти в Свиягу, и, двигаясь по течению, выйти опять на Волгу у Свияжска. Считается, что из этих оснований был основан сначала золотоордынский Симбир, потом русский Симбирск. Но разве не логично, что какое-то поселение было поставлено не только на «входе», но и на «выходе»?

Не совсем логично. В начале 20 века Свияга от устья была судоходна всего на 40 верст. Пусть в средние века Свияга была полноводнее. Пусть тогдашние корабли требовали меньших глубин. Сомнения остаются. Далее, куда, собственно, направлялся наш странник? Если во Владимирскую Русь — тогда понятно. Но с Русью до монгол чаще воевали, чем торговали. Можно спуститься в Казань, сделав крюк, однако, Казань если и была, то крошечным поселком, а ехать из устья Свияги в Булгар — овчинка выделки не стоит. И последнее: почему этот гипотетический торговый путь не маркирован городищами, караван-сараями и кладами? Скорее всего, указанные выше «но» не позволяли с помощью Свияги «обманывать» Волгу.

Подведем итог: если что-то и было на Круглой горе до русских, так только чувашское капище. Однако, к 16-му веку и оно давно опустело, поскольку в пору Казанского ханства чувашам запрещали открыто исповедовать свои обряды. Бросается в глаза и то, что чуваши встретили Ивана Грозного без религиозного раздражения: видимо, про святилище, если оно и было, сами давно забыли.

А был ли русский монастырь до Ивана Грозного? «Житие Макария Желтоводского» сообщает, что этот святитель, в 1439 году освободившись из краткого плена у хана Улу Мухаммада, основывает «в Свияжске» христианскую обитель. «Житие» написано в 19-м веке на основании монастырских рукописей не старше 17-го столетия, по большей части сочиненных тогда же.

В своем месте мы показали, что Макарий, если и видел Улу Мухаммада, то в Нижнем Новгороде, а не в Казани, и делать ему в устье Свияги было совершенно нечего. Мы доказали также, что Макарий вряд ли основал даже Желтоводский монастырь, не говоря уже о крошечной пустыни под боком у Казани. Зачем в Желтоводском монастыре придумали эту легенду, равно как и историю позднейшей Макарьевской пустыни под Свияжском, мы разберем в конце статьи.

История Свияжска. Русские пытались завладеть Казанским ханством с момента его основания, а то и раньше, если вспомнить походы русских полководцев в 11–12 веках — на Булгарию, а с конца 14-го века — на булгарский улус Золотой Орды. Но хан Улу Мухаммад и его наследники сумели сплотить вокруг себя народ и армию, и образованное на обломках Булгарии Казанское ханство стало крепким орешком. Правда, иногда москвичам удавалось посадить в Казани марионеточного хана, но его власть оказывалась непрочной, и на него когда из Крыма, когда из Сибири, а когда и из своей среды ополчался достойный соперник. К началу 16-го века сложилась устойчивая, несмотря на свою рано проявившуюся неэффективность, тактика московских походов на Казань. В Нижнем Новгороде собирали полки, потом их разделяли: одна часть шла на Казань Волгой, другая пробиралась через север, по вятским лесам. Кажется, москвичам так ни разу и не удалось согласовать действия этих полков, и их громили поодиночке. Идея основать крепость на границе с ханством пришла в голову великому князю Василию, который и поставил, вторгшись на несколько сотен метров в казанские пределы, город Василь, ныне Васильсурск. Но тогдашние военачальники не сумели воспользоваться стратегическим преимуществом крепости.

Иван Грозный поначалу также исповедовал старую тактику. Но после ряда неудач ему пришел в голову дерзкий план: поставить крепость не на границе, а в самой глубине казанских земель. И пусть казанцы что хотят с нею, то и делают. Осенью 1550 года Иван Грозный отступал от стен Казани, ничего не добившись, и расположился станом там, где Свияга впадает в Волгу. Он увидел круглую гору на берегу, края которой были покатыми и неприступными, а вершина — плоской и удобной для строительства. С трех сторон ее защищала вода: Свияга, озеро Щучье, и река Щука. А в половодье гора и вовсе превращалась в остров. И всего 26 верст от Казани, один дневной переход… Иван понял, что именно тут он осуществит свою идею. Но как построить крепость прямо под носом у врага?

План был смел настолько, что, когда европейские дипломаты рассказывали о нем своим монархам, те отказывались верить. Москвичи решили построить город в тылу, потом разобрать его, помечая бревна, переправить лес по Волге, и, руководствуясь планом, собрать крепость за считанные дни. Дело поручили дьяку Ивану Выродкову. «Казанский летописец» уверяет, что будущий город посетил Ивана Грозного в видении, как видение Константинополя пришло некогда императору Рима Константину. Этому слабо верится, как и в то, что, по словам того же источника, в тот год Иван избежал своих обычных репрессий, никого не наказав за неудачный поход, им и предводимый. Зимой 1550/1551 года в угличских лесах валили лес и ставили на поляне ненужную здесь крепость.
Вся штука была в том, чтобы крепость легко собиралась и разбиралась, но чтобы при этом стояла прочно. Весной все было готово: собрали даже церковь внутри крепостных стен. И, как только сошел лед, корабли с городом — «новым, хитро сотворенным» — отправились к границам вражеского государства. Кк это было, можно «видеть» на гербе города, изобретенном в 18-м веке. Плыли месяц, и достигли места 16-го мая. 24 мая состоялась церемония официальной закладки. 75 тысяч человек ждали приказа начать трудиться. Среди них было довольно много народу без рода, без племени, которым просто не было выбора, где жить. Я имею в виду обитателей крепости Торжок Перевитский в южном Подмосковье, которую Иван разрушил, а ее жителей всех пологовно заставил принимать участие в этом проекте.

Дело усложняло то, что леса хватило лишь на половину стройки. Искусство рабочих орудовать топором и подгонять бревна не оставляет сомнений. А вот московские инженеры толком не знали науки, точного расчета, как правило, не читали в жизни ни единой профессиональной книги, и все делали на глазок. Впрочем, не будем слишком строги. Цель зодчих была, понятно, поставить крепость плотно по периметру горы. Но зодчие могли полагаться лишь на впечатление царя Ивана Грозного от единственной ночной стоянки на горе осенью 1550 года. Царь, зная, что ему тут предстоит строить крепость, мог бы распорядиться замерить размеры горы. Но он этого не сделал. Как говорит «Казанский летописец», царь «полюбил его (место — Е.А.) всем сердцем, но не открыл тогда своего замысла воеводам — ни одному из них ничего не сказал, чтобы не разгневались на него: ведь место то было безлюдное и поросло густым лесом; больше же потому, что на это не было тогда времени». В итоге зодчие взялись за дело с примерными представлениями о размерах горы, и уже на месте дьяку Выродкову пришлось заставить солдат взять в руки топоры, и заготавливать недостающий лес прямо на месте. Чтобы очистить гору от леса, и возвести крепость с церквями (Троицкой и Рождественской) понадобился месяц. Причем львиная доля этого времени ушла на подготовку территории, а не на собственно сборку (это отняло не больше нескольких дней).

Конечно, на границе ханства москвичей заметили, конечно, дали знать в Казань. Но вряд ли сообразили, что к чему, а главное, место стройки держалось в тайне. В поддержку «мирному» каравану, на Казань двинулось огромное войско, чтобы блокировать подходы к стройке. Несколько крупных отрядов подошли из Москвы, Нижнего, с Мещеры и Вятки. Как всегда, в них были, помимо русских, крещеные татары. Так, отряд, шедший из Вятки, возглавлял некто Бахтияр Зюзин, а Мещера (полководец — князь Хилков) — это ведь Касимов, вассальное татарское ханство в русских пределах. Собственно, «Казанский летописец» прямо говорит, что Иван привлек к походу хана Касимова Шах Али как самого преданного. Других участников похода источник называет так: «Посылает с ним царь и великий князь девять старших своих воевод: первым — князя Петра Шуйского, вторым — князя Михаила Глинского, третьим — князя Семена Микулинского, четвертым — князя Василия Оболенского-Серебряного, пятым — брата его Петра Серебряного, шестым — Ивана Челядина, седьмым — Данилу Романова, восьмым — Ивана Хабарова, девятым — Ивана Шереметьева». Все эти люди должны были «докучать Казани», пока строится город.

Как говорит Казанский летописец, уже 19 мая к строителям явились представители окрестной «горной черемисы» (чуваш) с просьбой их не разорять: начальство, мол, их бросило и скрылось в Казани. Чувашей приняли милостиво, но тут же направили к ним, по старой ордынской традиции, «численников», которые переписали все население, способное носить оружие, и такового оказалось 40 тысяч человек. По преувеличенным сведениям «Летописца», в те же дни лояльность выказала половина рядового населения Казанского ханства. Эти слова надо понимать так, что половина населения окрестных сел поддержала делегацию и искала союза с русскими ради собственной безопасности, другая же половина намерена была стоять за Казань. Ради пущего умиления хитрые чуваши тут же сочинили историю, будто еще за пять лет до построения города они слышали тут неизвестно откуда колокольный звон, и видели христианских пророков, оставлявших после себя благоухание.

Крепость, которую назвали Ивангород, закончили в конце июня. Название, даденное царем, не прижилось. Уже через пару лет крепость в бумагах именуют Новый Город Свияжск, а с 1560-х годов — просто Свияжск. Крепость получилась огромной — больше Новгорода, больше даже Московского Кремля.

Тем временем в Казани, которую предала и Оттоманская Порта, и Крым (см. подробнее наш рассказ о Казани; мы полагаем, что именно это предательство сыграло роковую роль в судьбе ханства) на престоле сидел младенец Утямыш Гирей, а в блокированном русскими войсками городе начался голод. Как это случалось не раз, сформировалась «прорусская» партия, требовавшая удаления крымцев и признания русских требований. Часть крымцев, составлявших костяк режима, бежала, но попала в плен к русским. Соответственно, прорусская партия победила, и сообщила в Москву, что согласна выдать русским Утямыш Гирея и реальную властительницу, знаменитую Сююн Бике, приняв на трон русского ставленника Шаха Али. В Москве, конечно, обрадовались, но до поры скрыли от казанцев, что Шах Али обязался перед Иваном при вступлении на трон отторгнуть от Казани горную часть (правый берег Волги), присягнувшую, как мы видели, частично Москве. Но Шах Али проболтался сам: 9 августа, приняв в Свияжске делегацию из Казани, он открыто заявил, что ханство должно быть расчленено. Казанцев постиг шок. Однако, они все равно выдали своих правителей, а по поводу расчленения провели курултай. Он состоялся 14 августа, и принял все русские условия. 16 августа Шах Али въехал в город, и события временно переместились из Свияжска в Казань.

К марту 1552 года Шах Али показал полную неспособность управлять ханством. Это была не его вина: он держался на престоле лишь потому, что тайно пообещал казанцам выторговать горную сторону, но сам понимал, что это невозможно. Поэтому, когда Москва потребовала от него сдать дела и очистить трон, он не упрямился. Москва же решила впервые в истории посадить на трон не хана, а прямого своего наместника. Шах Али ушел в Казань, а на его место 7 марта прибыл свияжский воевода, уже упоминавшийся нами Семен Микулинский. При полном спокойствии он начал приводить жителей к присяге, но 9 марта неожиданно разгорелось восстание, возглавленное троими «лучшими людьми», то есть богачами. Наместнику удалось скрыться в Свияжск, восставшие убили 180 стрельцов, и приняли на трон астраханского хана Ядыгара, который, несмотря на осаду города русскими, беспрепятственно въехал в Казань.

Это было странное и страшное время. С одной стороны, в полной блокаде и без шансов на успех, казанцы сопротивлялись, и даже имели успехи в мелких стычках. С другой, в Свияжске царило разложение и полная деморализация согнанных туда войск. Преобладало настроение какого-то мистического страха перед врагом. Только в мае Свияжск собрался и приободрился — объявили, что из Москвы начался новый большой поход. 5 августа русское войско перешло границу ханства в районе Суры, и уже 16-го оно было в Свияжске, поскольку в этот день Иван Грозный и Шах Али написали оттуда свои последние ультиматумы казанскому руководству. Великий князь, что характерно, писал истинному вдохновителю сопротивления, священнику Кул Шарифу, а Шах Али — хану Ядыгару.

Вместе с Грозным в Свияжск приехал и князь Курбский, которому городок очень понравился: «Мы пришли туда, как в свой дом после долгого и нудного пути… Здесь и купцов великое множество со многими товарами, и во всем достаток, чего бы душа не захотела». Вероятно, купцы, не решаясь ехать в блокадную Казань на ярмарку, а то и просто лишенные доступа в блокированный район, весь свой торговый пыл вылили на Свияжск. К середине августа Свияжск опустел: 23-го числа русские силы уже плотно обложили Казань. Наконец, 4 октября столица ханства пала.

После захвата Казани роль Свияжска ничуть не упала. По всей территории Казанского ханства разгорелась гражданская война. Восстание началось уже в декабре, и в него сходу включились те самые «горные черемисы», которые некогда видели на месте будущего Свияжска «пророков» и чуяли благоухание. Благоухание другого рода разлилось по крепости в последние дни 1552 года: 74-х предводителей чувашского восстания, выданных предателями, повесили на Круглой горе в назидание другим.

К февралю 1553 года русские контролировали лишь полосу земли вдоль Волги от Свияжска до Казани. Отряды же повстанцев выбрали своей столицей крепость всего в 15 км от бывшей ханской цитадели. А потом Свияжск оказался отрезан от Москвы и по воде — руководитель восставших Мамыш Бирди засел в Чалыме (возле нынешнего Козьмодемьянска), и летом 1553 года провозгласил там нового хана — Али Акрама из Ногайской Орды. Новое предательство, теперь уже со стороны лидеров Ногайской Орды, поставило точку в последней возможности реставрации Казанского ханства: обещанное войско так и не прибыло из Ногайских степей. Чалым держался долго, и пал лишь весной 1556 года, после правильной осады и очередного предательства чувашей. В мае прекратила сопротивление Арская область.

Даже после подавления восстания Свияжск не торопились разоружать. Видимо, у русского руководства поначалу был план сделать не Казань, «змеиную дщерь», как выразился летописец, административым центром новых территорий, а именно Свияжск. Так или иначе, до Смутного времени поддерживалась боеспособность крепости. Одновременно началось интенсивное церковное строительство: после победы меча, должен был поработать крест.

А тут и Смутное время подоспело: толпы «корсаров», ища поживы, сновали по всем уголкам государства. В 1606 году мимо крепости прошли, но не решились ее штурмовать, отряды некого «Лжепетра». На самом деле его звали Илейка, он был родом из Мурома, и выдавал себя за несуществующего царевича Петра Федоровича, сына царицы Ирины, которого Годунов якобы подменил на девочку (Феодосию). Впрочем, среди самого гарнизона нашлось немало бунтовщиков. В том же году они сами подняли мятеж в пользу Самозванца «Дмитрия», но его удалось подавить, отлучив восставших от церкви. В 1610 и 1611 годах какие-то шайки дважды пытались штурмовать Свияжск, но безуспешно.

После Смуты крепость еще усиливали, например, перед нашествием войск Разина, но в общем она ветшала, в отличие от монастырей и храмов Свияжска, переживающих пору расцвета. В первой трети 18-го века крепость разобрали. Большого торга из Свияжска тоже не вышло: Макарьев забивал. Административная жизнь, и вообще жизнь, постепенно перебралась в Казань. Старые обиды были забыты, а выбор между Свияжском и Казанью — конечно, в пользу последней. В Свияжске и места мало, и климат нездоровый. Но идея превратить Свияжск из военного в духовный центр оказалась очень плодотворной. И в 17–19 веках глава епархии, созданной на месте бывшего Казанского ханства — непременно «владыка Казанский и Свияжский».

В 1781 году состоялась странная административная реформа, объявившая «городами» множество мелких населенных пунктов. Стал, формально, городом и Свияжск, получив герб: с изображением крепости, которую перевозят по реке. Система улиц, которую еще можно ныне наблюдать, сложилась в основном после генеральной перепланировки 1795 года, «удачно» совпавшей с пожаром, уничтожившим значительную часть старой застройки (150 домов). Так до революции городок и простоял в тиши, оживляясь лишь в летние месяцы, когда к нему стекались богомольцы.

После революции именно здесь Троцкий додумался поставить единственный в мире памятник Иуде Искариоту, к счастью, не сохранившийся. Уже в зрелое советское время пациентов психбольниц (естественно, в удаленном Свияжске их устроили несколько) сменили туристы. Когда закончилась постройка каскада ГЭС, и город превратился в остров (1956 год), в нем почти не осталось жителей. Но уже до этого храмы закрыли, а монастыри отдали сначала под тюрьму, потом под психушку. Разрушение храмов в 1930-е годы нигде не чувствуется так отчетливо, как тут: никто даже не попытался убрать груды щебня, и они, заросшие травой, превратились в живописные холмики, на которые недавно поставили опознавательные таблички. В итоге сейчас в «городе» обитает от силы 200 человек.

Памятники. Как уже понял читатель, от деревянной крепости не осталось и следа, более того, трудно даже уловить, где она проходила — так поменялся рельеф местности. Для того, чтобы дать себе в этом четкое представление, вспомним, что стена проходила как раз там, где начинался крутой обрыв. Сегодня поднявшаяся Волга сделала свое дело, и обрыв не столь хорошо выделяется. Посмотрим на остров с птичьего полета:

Свияжск с птичьего полета. Картинка позаимствована с календаря на2004—2005 гг.

В южной части острова (на рисунке справа), там, где стоят два монастыря, обрыв хорошо виден. Заметен он и в западной (нижней на рисунке) части. А вот в северной стороне (на рисунке слева) — размыт. Однако, обрыв отлично улавливается, если пройти пешком по этой местности. Сойдя с пристани, начинаешь идти в гору. Подъем поначалу довольно пологий, но потом становится крут. Это и есть следы крепостного обрыва, все, что ниже — территория посада. Поднявшись наверх, первое, что видишь — памятный знак об утраченной церкви Рождества Богородицы, которая стояла у самых ворот крепости. Дальше — плоское плато, плоское, как стол. Вот, собственно, мы на крепостной территории. Для большего уяснения полезно сопоставить картинку сверху со старинным рисунком Свияжска, где на первый план как раз выставлена северная часть острова (рисунок 2), и с современным планом острова, который висит на стенде возле сельской администрации (рисунок 3): если сопоставить его со старинным планом 1789 года (рисунок 4), место, где стояла стена крепости, турист сможет самостоятельно уяснить с точностью до метров (см., например, рисунок 5).

Стена крепости тянулась на 2,5 км, в нее врезались 18 башен, 7 из которых — проездные (рисунок 6). Главными были глядевшие на Волгу Рождественские ворота высотой в 6 саженей, с подъемной решеткой. В башне было помещение для гарнизона, а также две тюрьмы. Над воротами стояли «самобойные» часы, настроенные так, чтобы подавать сигнал к смене стражи. Имена некоторых других башен: Никольская, Сергиевская, Николо-Можайская, Пятницкая, Жилецкая. Малые ворота находились под контролем воеводы (на момент составления Писцовой книги 1565 года им был Федор Адашев, поэтому ворота иногда называют Адашевскими). Для снабжения водой инженеры устроили несколько потайных ходов к Щуке и Свияге. В общем, крепость была не просто большой, а передовой: не удивлюсь, если к строительству приложил руку итальянец. Так, башни снабжались своего рода балконами с отверстиями в полу, висевшими над пропастью на консолях: через отверстия на противника лили смогу и бросали камни.

Обзор того, что сохранилось, начнем с комплекса бывшегоИоанно-Предтеченского монастыря (до 18-го века звавшегося Троице-Сергиевым). Монастырь «Живоначальной Троицы и Сергия Чудотворца» основан 4 июня 1551 года, когда еще строилась крепость, как филиал Троице-Сергиевой лавры в Подмосковье. Деревянная Троицкая церковь — единственное, что сохранилось от крепости Ивана Грозного (рисунки 7,8). Обойдите ее стены — подумать только, именно эти бревна (хотя снаружи их и не видно под поздним тесовым покрытием) срублены под Угличем зимой 1551 года, именно их везли на кораблях по Волге! Это ее освятили на этом самом месте 17 мая 1551 года!

Как же храму удалось уцелеть? Бог помог, да искусство строителей. В те времена принципиально презирали пилу: она треплет дерево, и туда проникают вредители. Для всех операций использовали только топор, который дает простой скол, сам себя консервирующий. К тому же церковь, как модно говорить, сделана без единого гвоздя, и это не от бедности: просто строители хорошо знали, что железо в дереве коррозирует, и портит материал. Церковь сейчас выглядит, конечно, несколько иначе. Специалисты полагают, что искони храм был похож на церковь Успения из села Курицко под Новгородом, ныне выставленной в музее Вистославлицы. Поэтому мы приводим изображение этого храма (рисунок 9). Как видим, прежде церковь венчал шатер. Его сняли при патриархе Никоне, в пору борьбы с иноземными влияниями. Некогда крытая галерея обходила храм по периметру целиком (разобрана в 1819). Много переделок, видимо, храм пережил в 1724 году, когда его, судя по одной надписи, «освятили» заново. Крыльцо с «античными» колоннами появилось в 1819 году (рисунок 10). Тес, скрывающий почти везде древние бревна — в 1821. Но с тех пор храм не трогали, и слава Богу.

Внутри находится небольшой, но очень достойный музей, рассказывающий о построении Свияжска и покорении Казани. Мне, впрочем, из экспонатов запомнились только доспехи, кажется, подлинные середины 16-го века (вероятно, вклад какого-то воина в Троицкую церковь; рисунок 11), обломок изразца с двуглавым орлом, наивным, как кони и всадники на монетах Ивана Грозного (рисунок 12), а самое главное — местного изделия изразец, тоже, к сожалению, обломанный, с изображением стен и башен (рисунок 13). Кто знает, может, это — картинка с натуры, и именно так выглядел Свияжский кремль?

Музей располагается в крыльце, а интерьер храма сохранен в неприкосновенности (рисунок 14). Можно походить по зале, посидеть на скамьях, вслушиваясь в тишину и ловя запах дерева. Икон здесь было много, но многие вывезли в казанский музей. Иконы датируются временем вскоре после 1551 года, и написали их, вероятно, специально для этого храма. Поражает качество икон, хотя делались они отнюдь не для столицы. Это, например, Ветхозаветная Троица, именная икона храма, и Вход в Иерусалим (рисунок 15).

Иконостас храма — одна из его загадок. Странно, что святые снабжены поясняющими надписями по латыни, манера письма — не русская, да и среди персонажей — такие неизвестные в России, но обычные на западе «деятели», как «разумный разбойник Рах» (рисунки 16, 17, 18). Предполагается, что иконостас создали украинские униатские мастера в начале 17 века по заказу воеводы Льва Шляповского, поляка по крови. Иконостас, видимо, стоял в Вячесловском монастыре, который располагался на Большой улице города. Монастырь поляк строил сам, целиком под свои вкусы, и, наверное, там все было впольско-украинском духе. В 1661 году монастырь превратили в подворье казанского митрополита, и упразднили, тогда же иконостас и оказался в Троицком храме. А от монастыря-подворья впоследствии не осталось и следа. Эта же украинская артель работала, наверное, и над ремонтом Успенского храма в Свияжске, и Благовещенского храма в Казани — тут и там чувствуется сильное влияние юга.

Крохотная Троицкая церковь тонет в тени огромного и неуместного в своем византинизме собора Богоматери Всех Скорбящих Радости, сооруженного в 1898–1906 годах. (рисунок 19) Он подражает так называемому Морскому собору в Кронштадте, под Санкт-Петербургом. Потомки отомстили ему за неуклюжесть: храм закрыт, и медленно разрушается.

Этого не скажешь о Сергиевской церкви, которая, напротив, не спорит с Троицкой, но органично ее дополняет (рисунок 20). Храм посвящен Сергию Радонежскому, поскольку его икону принесли строителям под Углич зимой 1551 года прямо изТроице-Сергиевой Лавры. Обратим внимание сразу на два момента. Во-первых, именно образ Сергия, политика в рясе, вдохновлял строителей, а, стало быть, и политиков из окружения Грозного. Во-вторых, очевидно, что уже рассмотренная нами Троицкая церковь названа так, стало быть, в честь Троице-Сергиевой лавры.

Деревянный храм на месте нынешнего здания Сергиевской церкви сооружен в июне 1551 года. Вероятно, в начале 1570-х на месте деревянной церкви возвели каменную монастырскую трапезную с инсталлированным внутрь храмом. Эта стройка могла быть выполнена на финансовые вливания Троице-Сергиевой лавры. В 1604 году здание переделали под храм и освятили, о чем сообщает вмонтированная в стену строительная надпись. Но даже сегодня историки архитектуры усматривают в интерьере руку псковской артели мастеров, которая прибыла в только что захваченный регион по заданию Ивана Грозного. Как часто практиковалось в Поволжье, для строительства использовали блоки белого камня. При их заготовке не заботились о точной стандартизации размеров, зато подгоняли эти блоки очень грамотно, так, что лезвия ножа не просунуть (рисунок 21). Переделка 1604 года сказалась на том, что наружная стена храма, глухая, расчлененная лопатками стена, выглядит рваной и неспокойной, но от этого только приобретает динамики (рисунок 22). Дальнейшие переделки случились с храмом в 1796 году, в связи со сменой власти в монастыре (см. ниже). Колокольня храма, хотя и выглядит как типичное сооружение в волжском провинциальном стиле 17–18 веков, на самом деле загадочна. Так, неизвестна ни ее первоначальная конструкция, ни облик, ни время переделки. Скорее всего, колокольня чуть позже храма, но, с учетом Смутного времени, я бы отнес ее построение к середине 17 в.

Сам храм двухэтажный. На первом этаже некогда располагались кельи, затем сделали склад. Собственно церковь находится на втором этаже, куда ведет деревянная лестница. Поднявшись, турист видит перспективный портал, упомянутую выше строительную надпись, а главное — фреску «Троица», написанную в 1604 году (рисунок 23). Войдя, он попадает в помещение, которое напоминает все-таки больше палаты, чем моленное место (рисунок 24). Храм открывают раз в день, к приезду туристов, а потом опять закрывают. Мы были первыми, потому что шли в отрыве от экскурсии. Какая-то девочка заметила нас, сказала «ой», и побежала звать «мамку» с ключами. Но «мамка» пришла не сразу, а лишь когда подтянулась остальная группа. Пока ее ждали, мы обошли храм вокруг, подивившись искусству предков.

В 1764 году монастырь лишают всех угодий и закрывают. Тем временем один из деревянных монастырей Свияжска, женский Иоанно-Предтеченский, сгоревший в пожаре 1753 года, и отстроенный, снова сгорает в 1775 году. Тогда его переводят в пустующую обитель. Этим объясняется смена названия монастыря. Деньги у нового монастыря были, он неплохо отстраивается. Рядом с Сергиевской церковью встает корпус игуменьи (1830; рисунок 25), поодаль кельи (1820; рисунок 26), трапезная (1890), монастырь обнесся стеной с башенками (рисунок 27) и унылыми Святыми воротами (рисунок 28). Венцом, конечно, стал ненужный громада-храм, о котором мы уже говорили.

Чтобы посмотреть на самое древнее каменное строение Свияжска, надо по безлюдным улочкам города-деревни переместиться в Успенский монастырь, что займет минут 15. Монастырь основан архиепископом Гурием лично в 1555 году — тем самым Гурием, мрачным крестителем Поволжья, который махал кадилом прямо на пепелищах.

Успенский монастырь со стороны.

Центральный храм монастыря — Успенский собор (рисунки 29, 30) — начали строить в память о покорении Казани в 1556 году, и освятили 12 сентября 1560, о чем гласит каменная надпись. Считается, что над ним трудилась артель знаменитого Постника Яковлева. Сам мастер наверняка тут бывал, но вряд ли все 4 года контролировал процесс лично: ему надо было возводить и стены нового казанского кремля, и главный памятник покорению Казани — храм Василия Блаженного. За шефа оставался мастер Иван Ширяй. В исконном варианте у них получился чисто псковский собор, поскольку мастера, которым Иван Грозный доверил каменное обустройство вновь покоренного края, были из Пскова. У свияжского храма в Пскове даже есть полный прототип — храм Николая Чудотворца с Устья 15-го века. Но впоследствии храм не раз переделывали, и в результате сегодня он выглядит каким-то даже игривым, в стиле барокко, а вовсе даже не суровым псковичом. Правда, переделка коснулась лишь декора: украинская артель, с работой которой мы уже встречались, «набросила барочную тюль», как удачно выразился один историк, но через тюль-то все видно (рисунок 31). Достаточно предпринять небольшое мысленное усилие, и церковь предстанет в своей исконной красе.

Ныне храм закрыт от посетителей. А внутри, кстати — около 1800 квадратных метров фресок, аналогии которым не прослеживаются ни в одной живописной школе Руси. Фрески выполнены, вероятно, тоже в 16-м веке, вскоре после постройки. Пытались доказать, что над ними работала артель, что писала в Чудовом монастыре в Московском кремле. Но один иерарх середины 19-го века, более тонко чувствующий иконопись, чем искусствоведы, говорил, что она «простонародна», и настойчиво требовал фрески уничтожить. Закрадывается крамольная мысль: уж не наняли ли для их исполнения татарских художников, наскоро их окрестив? Так или иначе, только здесь можно увидеть Бога, отдыхающего на кушетке после сотворения мира, и св. Христофора не с собачьей, а с лошадиной головой (рисунок 32; кое-где еще такие фрески были, но в 18-м столетии их везде уничтожили). Говорят, что среди персонажей фрески «Великий всход» — прижизненные портеты Ивана Грозного и архиепископа Гурия. К сожалению, фреска располагается в алтаре, и рядовой посетитель ее не видит.

Рядом с Успенским храмом стоит огромная колокольня, принадлежащая другому храму — трапезной Никольской церкви (1555–1556; рисунки 33, 34). Храм и колокольню ставила та же псковская артель. Вероятно, храм был тогда же и расписан, но эти фрески не сохранились, а вот лик Николы Можайского снаружи — уцелел. Таким образом, храм посвящен не Николаю Угоднику, а грозному Николаю Можайскому с мечем. Не отсюда ли столь популярные именно в новокрещеном Поволжье медные иконы Николы Можайского, иногда исполненные так грубо и оригинально, что кажется, будто мастер имел в виду что-то свое, вовсе не каноническое (рисунок 35)? И не был ли культ Николы Можайского исконным культом русского войска при взятии Казани, причем преимущественно его татарской, хотя и крещеной, части?

Искони Никольский храм почти квадратной в плане, типично псковская церковка. В 17-м столетии многие детали изменили, переложив, например, в кирпиче алтарную часть. К сожалению, многих подробностей, важных для расшифровки облика здания, архитекторы, читая писцовые книги, не улавливают. Как и храм, колокольня в исконной части поставлена из блоков тесаного известняка. Два верхних яруса, из кирпича, появились позднее, вероятно, в зрелом 17-м веке. Сам Иван Грозный подарил колокольне механические часы. Отсюда, из подвала церкви, вел к Щучьему озеру потайной ход. Поскольку колокольню ставили уже после осады и взятия Казани, это заставляет задуматься над тем, как боялись «колонизаторы» жить во вновь покоренном краю, как ни на минуту не упускали из виду, что Свияжск может оказаться в осаде. Ныне колокольня высотой в 43 метра — самое высокое сооружение в Свияжске.

До конца 17 века прочие постройки монастыря оставались деревянными, но вот развернулся новый этап каменного строительства. Монастырь окружает себя стеной (рисунок 36), кладеной в основном не слишком хорошо, но местами, как на этом рисунке — вполне пристойно. Более скромные и суровые Святые ворота, чем здесь, трудно себе вообразить (рисунок 37). Полагаю, эта тяга к «тяжкой фортификации» связана с недавним восстанием Разина, потрепавшим, в частности, Макарьевский монастырь. Над Воротами некогда стояла деревянная Борисоглебская церковь, в начале 18-го столетия ее разобрали и заменили на каменную, посвященную Вознесению. Но большевики церковь разрушили, сохранились только старинные фотографии (рисунок 38). Направо от входа — Большой корпус, получившийся от сведения под одну крышу мелких келий 17 века и более крупных келий же 18-го (рисунок 39). К этому корпусу примыкала Германовская церковь, поставленная в 18-м веке. Как стыдливо говорит советский путеводитель, от нее «остались лишь барочные наличники окон» (рисунок 40). «Осталось» — безличный глагол, и должен прямо сказать, что это большевики разрушили церковь по уровень стены. От храма сохранилось лишь размытое старое изображение (рисунок 41). Зато без изменений и разрушений уцелел редкий в целостности настоятельский корпус второй половины 17 века (рисунок 42). Наконец, стоит посмотреть и на двухэтажный дом, примыкающий к западной части монастырской ограды: простой такой домик рубежа 17–18 веков (рисунок 43). Накакой-нибудь домик Петра в Питере все ходят, смотрят, а тут туристам про подобные «мелочи» даже не говорят. У монастыря есть хозяйственный двор, целое имение — выйдешь в него, ан, на горизонте маячит монастырская ограда, а перед тобой трава колосится, березка растет в отдалении, все непахано, не кошено — нет у монахов сил (рисунок 44).

Город. Уже через 15 лет после постройки писцовая книга видит Свияжск настоящим городом со всеми атрибутами — кремлем, посадом вокруг него, обнесенным дополнительной оградой, правда, низкой и примитивной, и незащищенными слободами. Все это сделал частный купеческий капитал, который, не видя больше приложения в разоренной Казани, стал вкладываться в Свияжск (напомним, что до Макарьевской ярмарки было еще далеко). Историки архитектуры обычно преувеличивают регулярность плана Свияжска, восхищаются его геометрической правильностью. Однако, знакомство с чережом 1796 показывает, что это не так (см. рисунок 4). Как уже говорилось выше, зодчие делали все на глазок. Но в хаосе виноваты даже не они: купцы, вложившие в город единовременно огромные деньги, конечно, не заботились о регулярности, а хватали участки поудобнее.

В крепости, помимо обычного набора канцелярских «изб» для органов власти, легко поместилось 2 монастыря и 6 церквей. Названия шести улиц внутреннего города донесла писцовая книга: Ярославская (выходцы из Ярославля?), Жилецкая (по имени башни, см. выше), Никольская Большая, Никольская Малая, Сергиевская Большая, Сергиевская Малая. Последние четыре названы по храмам. На этих улицах стояло 370 домов. Писцовая книга видит всего 4 лавки, которые, конечно, не могли создать такого изобилия, которое подметил князь Курбский. Главная торговля развернута была в посадах и слободах, хотя и внутри крепости, у Пятницких ворот, устроили небольшой рынок.

Цитадель была устроена так: главная улица вела от Рождественских ворот к противоположным, Николо-Можайским (возле Успенского монастыря, где есть храм с таким посвящением), в нее вливались прочие улицы. Рождественская улица примерно соответствует нынешней Успенской, на своих лучших участках напоминающую главную улицу какого-нибудь богатого села (рисунок 45). Часто попадаются разрушенные здания 19-го столетия, и здания некогда богатые (рисунок 46). Ни смысла, ни толка в их разрушении нет. Улицы, идущие к Успенской по старому плану, от стен несуществующей крепости — поинтереснее, лучше хранят девственный колорит (рисунок 47). У Рождественских ворот улица нанизывала на себя квадратную главную площадь таким образом, что половина площади оказывалась за воротами, а половина внутри цитадели. С внутренней стороны на площади разместились артиллерийский двор и амбары, с внешней — гостиный двор и лавки. Этой площади примерно соответствует пустырь с одиноким белым зданием 19-го века (рисунок 48). А от знаменитого собора Рождества, который украшал площадь, и вместе с главными воротами смотрелся, наверное, восхитительно, остался лишь холм битого кирпича, да наспех сделанная в последние годы памятная табличка (рисунки 49, 50). Это, безусловно, самая болезненная утрата Свияжска. Собор Рождества, возведенный в дереве еще в Угличе, был перестроен всего через несколько лет в камне псковской артелью. От него осталась лишь старая фотография (рисунок 51). Зачем большевикам понадобилось сносить этот, ценный даже с точки зрения разборчивых атеистов, памятник, уму не постичь.

В цитадели были и другие, уничтоженные в 1920-е годы, храмы. На беду, на Свияжск положил глаз Троцкий, одержавший рядом с ним очередную «судьбоносную для революции победу». Храмы прекрасно читаются на местности, поскольку завалы стен просто никто не удосужился разобрать, и они поросли бурьяном, а в последнее время их везде пометили табличками. Упомянем о барочной Благовещенской церкви 1755 года (рисунок 52), Софийской Тихвинской, возведенной на месте старого деревянного храма в 1735 году (рисунки 53, 54), и о Никольской (1734, рисунки 55, 56), также поставленной на месте деревянного храма — в ней хранился образ Николы, привезенный из Москвы стрельцами.

Посад, как уже говорилось, как минимум в 1556 году был обнесен простой стеной. Известны названия трех улиц — Константиновская (по имени храма, см. ниже), Преображенская (то же, но храм не уцелел), Татарская (очевидно, тут жили люди Шах Али). Домов еще больше — 736. Плюс огромный рынок с гостиным двором (двор был у ворот, а рынок спускался амфитеатром к Волге), таможенным двором, особыми дворами для ямщиков и для татарских купцов (может быть, даже с мечетью). Здесь пекли хлеб, делали селитру, гнали квас и варили пиво. Значительная часть посада ныне затоплена водой. его более-менее заметный кусок сохранился лишь на месте улиц Константиновской (названия, как видим, за 500 лет не изменила), Рождественской, Болотной. Яркий пример облика посада видит турист, сразу сходя с корабля (рисунок 57), или подруливая к острову (рисунок 58). На посаде, вообще, сохранилось больше памятников гражданской архитектуры, как, например, такой деревянный дом с колоннами начала 19 века (рисунок 59), или амбары купцов, наполовину из камня, наполовину из дерева, но непременно с богатыми наличниками (рисунок 60). Почуять границу крепости и посада легко перед храмом Константина и Елены — он находился глубоко на посадской территории. Улица, которая резко ведет вниз, к храму, по одной стороне которой стоят красивые каменные дома — есть улица, ведшая от Рождественских ворот к рынку (рисунок 61). Нынешняя структура застройки в бывшей цитадели Свияжска в основном берет корни из последней перепланировки 1896 года, а застройка бывшего посада — из плана 1829 года. Однако, как говорят специалисты, город сохранил и важные элементы 16–18 веков, в чем ему помог рельеф — в частности, так называемые «видовые коридоры» и связи между доминантами, заложенные, как полагают, еще первыми строителями.

Единственная посадская церковь, уцелевшая до наших дней — живописный храм Константина и Елены, который первым видят туристы, прибывающие в Свияжск со стороны Казани (рисунки 62, 63). На этом месте еще в 1551 году поставили деревянную церковь того же посвящения. Когда ее перестроили в камне, неизвестно. Некоторые говорят, что это случилось уже в 16-м веке, хотя официально принятая датировка — «не позднее 17-го столетия». Внутрь храма зайти, видимо, можно только во время служб, а как часто они тут бывают — неизвестно. Впрочем, интерьер храма считай что и не сохранился.

Наконец, слободы — их в 1656 году известно три: Ямская, Жилецкая и Архимандричья. Жители этих слобод пахали хлеб, а при набеге должны были бежать в крепость. Сегодня как раз территория слобод ушла под воду. Хотите полюбоваться на них? Вот столбы электропередач шагают по воде в сторону от Успенского монастыря, шагают, кое-где спотыкаются, спешат к несуществующей деревне. Вот островки, мели — это все, что осталось от слобод (рисунок 64).

Столбы идут к несуществующей лампочке.

На «материке» осталась лишь деревня Введенская слобода, не упомянутая в списке16-го века. Почему? В документах середины 16-го века, то есть довольно ранних, упоминается Бусурманская слобода, которая была дадена Успенскому монастырю. Исследователи говорят, что это и есть будущая Введенская слобода. Очевидно, нынешняя Введенская слобода-то же, что Татарская слобода переписной книги. Ныне это — хорошее дачное место, но уж больно в низине, в воде, а потому несколько запущенное (рисунки 65, 66).

Что еще есть в Свияжске? Есть гвозди, старые предметы, монеты, которые прежде находили при каждом половодье, а теперь лишь в канавах, вырытых вешней водой на месте старых улиц, они еще попадаются, да и то с большим трудом отыскиваются. Есть атмосфера. Есть магия. История Свияжска — краткий, но блистательный миг, хотя даже в блеске — отсветы крови. Но люди превратили место, откуда на Казань двинулась смерть, в место покоя и монашеского уединения. Может, чтобы замолить грехи? Ведь кто знает, сколько ветеранов казанской войны пережили «вьетнамский синдром», скольким русским являлись во сне жены и дети Казани, гибнущие в огне?

Приложение. Окрестности Свияжска. Макарьевская пустынь. Так все-таки, Макарьевская пустынь — миф или реальность? Очень немногие знают, что на самом деле она существует, хотя наверняка все, бывавшие в Свияжске, видели ее своими глазами. Когда вы плывете в Свияжск, вы замечаете на крутом волжском берегу (примерно возле пристани Дачная) броскую церковь с окружающими ее постройками. Обращение к атласу, даже подробному, почему-то не выявляет на этом месте никаких сооружений (рисунок 67). Это и есть Макарьевская пустынь.

На российских картах, как уже говорилось, ее нет. Конечно, ее нет и в современных печатных списках обителей, составленных еще в советское время. Но и автор путеводителя по Волге за 1903 год, видимо, не четко представлял месторасположение пустыни — он туманно пишет, что она «рядом со Свияжском», «со всех сторон окружена лесом», «на крутом склоне». Об основании пустыни самим Макарием в 15-м веке он говорит сугубо предположительно. Фундаментальный справочник всех монастырей России того же времени повторяет эти сведения, за исключением «версии 15-го века», добавляя, что пустынь находится под управлением игумена, и что сведений о ее основании нет вообще никаких.

Все это крайне странно, поскольку на самом деле полная информация об обители имеется, и она вовсе не эксклюзивна. Так, на сайте Казанской епархии говорится, что обитель основал инок Желтоводского монастыря Исайя (+1667) в середине 17-го века, выполняя «завещание Макария», хотя на монастырском кладбище по имени «Вздыхалка» до революции видели надгробия и 16-го века. Двухэтажная каменная церковь была возведена в 1691 году над могилой Исайи (верхний этаж — храм Вознесения, нижний — храм Ватопедской иконы Божией Матери и преподобного Макария Желтоводского). Иконы Макария работы самого Исайи, и Ватопедская икона с Афона (рисунок 68) — главные святыни храма. В 1764 году пустынь приписали Успенскому монастырю в Свияжске и фактически закрыли. В 1798 году император Павел распоряжается восстановить монастырь, якобы восхищенный красотой места. В течение 19 века, пишут далее авторы сайта, монастырь не получил широкой известности, но отстроился в камне за счет денег свияжских благотворителей (настоятельский корпус — 1889, братские корпуса — 1830, 1847; рисунок 69). К 1839 году относится нынешнее здание Вознесенского храма (на рисунках — того, что с колокольней), перестроенного из сооружения конца 17 века. В 1866 году появляется небольшая церковь без колокольни Скорбящей Божьей Матери. В 1902 году здесь побывал св. Иоанн Кронштадский.

Глубинный смысл наличия тут обители проясняет, как ни странно, название иконы. Ватопедская (с греческого — «куст отрока») икона называется так по имени одноименного монастыря (рисунок 70) в Греции. Монастырь основали там, куда в 395 году с разбитого в бурю корабля выбросило цезаря Аркадия, и где он, таким образом, спасся. Крутая гора, скрывающая Свияжск для плывущего из Казани, при отсутствии маяков наверняка представляла особую опасность и слыла местом кораблекрушений. Видимо, еще в 16-м веке (вспомним надгробия на монастырском кладбище) кому-то пришло в голову устроить здесь монастырь с тем, чтобы его огни служили маяком, а помещения — приютом. Вероятно, с упадком Свияжска некому стало работать и жить в монастыре. Он возродился усилиями пассионарных монахов Макарьевского Желтоводского монастыря, которым понравилось место, для «освоения» которого они и сочинили наскоро очередную историю про своего вездесущего патрона. Запустение монастыря при советской власти помогло ему сохраниться. Сегодня у монастыря даже есть свой сайт, о нем очень активно пишут казанские газеты, но слишком уж однообразно: типа мирская журналистка приехала к строгим и «правильным» монахам, и что-то там осознала.

«Зона влияния» свияжских монастырей. Колонизаторская деятельность свияжских монастырей определила географию довольно обширного региона. Поэтому скажем несколько слов и о том, как монастыри Свияжска несли «цивилизацию» во все стороны от города.

Троице-Сергиевский монастырь сразу по окончании гражданской войны получил много земель. Во-первых, вверх по реке Свияге, в том числе село Городище (бывший золотоордынский город Утка), починки Новый и Притыкин, идентифицировать которые я пока не берусь, деревня Огишева на речке Бирли (ныне приток Свияги река Берля), где жили пленные, починок Ключев «в мордовском селище», деревня Киждеева (ныне Кильдеева, основанная еще в пору Казанского хаства). Получил он земли и по берегу Волги на восток — уже в 1556 году упоминается «монастырский двор и пять шалашей», в 1594 году превратившийся в село Верхний Услон. Вообще, весь этот отрезок берега Волги назывался Услон. В 1575 году монастырь получил лес и землю от Услона вглубь, к Малым Морквашам, то есть от сегодняшних Набережных Моркваш — к Лесным Морквашам. В 1593 году монастырь приобрел починок Варсунуфьев у Парковых гор (ныне — село Нижний Услон), и починок Печеща на реке Малой Морквашке у Каменного креста (сегодня — село Печищи). К 18 веку на этих землях жило 106 тысяч человек.

Земли Успенского монастыря были компактнее собраны в бассейне Свияги, нежели владения Троицкой обители. И формироваться они стали позже. В 1568 году монастырь получил сельцо Исаково, починок Чухломской «на ключе», близ Свияги, деревню Крутой враг, починки Гордеев и Волков. В 1686 году монастырь владеет также деревней Саввиной на реке Сулице, Федьковским починком. Неизвестно когда получил, но монастырь владел деревнями Малое Утяково, Ретово, Кальбарово, Налетово, Девлезерово-Сересево (на реке Секирке), Новое «под Вязовыми горами», слободой Медведева, селом Тихое Плёсо «и Ягодное тож» на реке Свияге, пустошами на месте деревень Звездинка и Ломовка (под Татарским Бурнышевым). В 1617 году Михаил Федорович пожаловал монастырю село Мамадыш, в котором монахи (!) поставили острог для обороны от ногаев.

В сегодняшнем Татарстане этот регион, входивший в «империю свияжских монастырей» — случайно или нет — наиболее, пожалуй, христианизированный. О Макарьевской пустыни мы уже говорили выше. Не будем писать о «глубинных» деревнях, в которых нам побывать не довелось. Скажем несколько слов о береге от Макарьевской пустыни до Нижнего Услона. Восточнее пустыни начинается целый «куст» топонимов с основой Моркваши. Обычно филологи не отваживаются расшифровывать это слово, ограничиваясь констатацией того, что оно финно-угорское. Кажется, в основе лежит «моркко» — «красивый» (марийск.). Село Печищи, как мы видели, в виде «починка» (нового компактного поселения) упоминается уже в конце 16 века (рисунок 71). Там находился какой-то Каменный крест, вероятно, святыня времен войны с Казанью (село лежит как раз напротив города). Слово «Печеща» — вероятно, от «печи», или от «пещеры». В наше время деревня выделяется с реки своим промышленным видом: во второй половине 19 века российский капитал превратил село в «маленький Детройт».

Еще крупнее райцентр Верхний Услон. История его, впрочем, не богата великими потрясениями — разве что князь Меншиков в 1728 году, по пути в ссылку, похоронил тут свою супругу, да императору Павлу якобы подарили огромного осетра в деревянном корыте. С реки хорошо заметен единственный в столь обширном селе храм (рисунок 72). Николо-Ильинскую церковь строили с 1831 по 1838. Долго была подворьем все того же Троице-Сергиева монастыря (подмосковного). В строительстве и содержании храма активно участвовали и свияжские купцы — видимо, по очень древней традиции. Так, икону «Отрада», главную в храме, в середине 19-го столетия подарила свияжская купчиха. Тогда же на берегу Волги обрели деревянный крест, который почитался в храме, и на месте обретения которого выстроили часовню (ныне затоплена). При храме до сих пор есть склеп Меншиковых.

Нижний Услон, как ему и положено, находится ниже по течению. Крупный храм, видимый с реки — Сергия Радонежского (1890, приделы — 1907–1908; рисунок 73). Над росписями работал молодой Эрзя. Храм находится в тяжелом состоянии.

Как видим, даже исследование храмов всего в двух селах из «свияжского ареала» показывает, что их строители были тесно связаны с «идеологией Сергия Радонежского», почерпнутой из Свияжска. Это — зримое воплощение «духовной колонизации», что, собственно, и составляет суть идеологии сергиев-посадских монахов. Вероятно, когда-нибудь мы плотнее изучим процесс «духовной колонизации», и, скорее всего, именно на примере Свияжска.


Литература

1. М. Фехнер. Великие Булгары, Казань, Свияжск. М, 1978. Базовая книга, взят основной объем информации, некоторые рисунки. Сомнительные данные перепроверены.

2. А. Зорин. Города и посады дореволюционного Поволжья. Казань, 2001. Первоклассная книга, но про Свияжск всего несколько строк, и неплохой план.

3. Ф. Гарипова. Татарская гидронимия. Казань, 1998. Выявляли происхождение слова «Свияжск».

4. А. Безчинский. Путеводитель по Волге. СПб, 1903.

5. Ф. Хузин. Булгарский город. Казань, 2001.